Ползёт по пластунски в сугробах Матросов, Колотится сердце,- чуть вправо, в обход, Глотнуть - бы сейчас терпкий дым папиросы, Да первой гранатой взорвать пулемёт.
Гудит батарея стволом без отката, И мелкими брызгами сеет шрапнель, Не лезет в замёрзшую землю лопата, Мешается «в скатке» родная шинель.
Долбают в лицо хаотичные льдинки, Снаряд надрываясь ушёл в перелёт, Ужалила пуля,- и снова поминки, Взрывным наконечником прямо в живот.
«Пехоту кладут» из проклятого дзота, В атаку подняться не могут бойцы, В снегу погибает отдельная рота, Добросить гранату, «и в воду концы».
Ртом дёрнул чеку, снова пальцы немеют, Взведён ППШ, и проверен затвор, Подмышки, и лоб перед схваткой потеют, «Опять бьют по нашим фашисты в упор».
В рост встав для броска, ручка крепко зажата, Но кровь затекла, и повисла рука, «Прости батальон своего ты солдата, Да спирта «на холм» не жалейте глотка»!
И выше бессмертия стала картина, Солдат за страну лёг на вражеский дзот, И ринулась в бой из окопов лавина, И эта стихия там всё разнесёт.
Такое встречается только в России, И нету аналогов больше нигде, Мы землю пахали, - Европу кормили, А также в любой побеждали войне...
- Да заткнись ты, ржа несчастная! Стонет и стонет! Каждую ночь скулит! Достал уже… Застынь! Дай поспать! – четырёхпалой отточенной ручкой заносчивая Алюминька больно тыкнула Зильбера в бок и пихнула его в угол ящика. Зильбер опрокинулся ничком и мучительно застонал: старые раны заныли ещё больше..
