Новости истории
Статьи и заметки
- Археология
- Всеобщая история
- Историческая поэзия и проза
- История Пензенского края
- История России
- Полезные и интересные сайты
- Разное
- Тесты по истории
- Шпаргалка
Конкурс работ
Создать тест
Авторам
Друзья сайта
Вопрос-ответ
О проекте
Контакты
Новые статьи:
На сайте Пензенского государственного университета запущен онлайн-проект, посвященный 1100-летию принятия ислама Волжской БулгариейВ январе 1917 г. критик Ю. Соболев отметил талантливое исполнение артистом роли Базиля в пьесе В.К. Винниченко «Мохноногое» и придуманный им сложный грим.
Однако именно в 1917 году Иван Мозжухин перестал работать в театре, окончательно перейдя в кинематограф. Причём не один, а вместе с актрисой МДТ Натальей Андреевной Лисенко, ставшей его женой и партнёршей по работе в кино.[1, с.45]
Именно в годы работы во Введенском народном доме жизненный и творческий путь Ивана Ильича впервые пересёкся с миром кинематографа, который был знаком ему до этого только в качестве своеобразного и интересного зрелища, чем-то близкого театру, но очень отличающегося и качеством, и приёмами актёрской игры. Артисты труппы, подобно всем своим собратьям, были небогаты и с готовностью брались за любую возможность подзаработать. Одной из таких возможностей стало участие в киносъёмках.
Можно сказать, что Ивану Мозжухину повезло. Повезло, что начало его актёрской карьеры совпало со временем зарождения и становления отечественного кино. Повезло оказаться в это время в Москве, столице российской кинематографии в 1908-1918 гг. Повезло с возрастом и профессиональным стажем — будь он опытным, «закосневшим» театральным актёром, он мог бы встать на сторону тех корифеев сцены, которые поначалу наотрез отказывались участвовать в кинопостановках, считая их профанацией искусства. Повезло, что он работал во Введенском народном доме — именно сюда в 1908 г. обратился кинорежиссёр В.М. Гончаров, которому нужны были актёры для съёмок. Повезло, что направил Гончарова в Лефортово Александр Алексеевич Ханжонков (1877-1945), один из крупнейших деятелей русского дореволюционного кино, человек большой культуры, умелый организатор, чуткий и дальновидный предприниматель. С другой стороны, очень повезло и российскому кинематографу. Иван Мозжухин оказался уникальным киноактёром, словно созданным для экрана. Но для того, чтобы окончательно осознать это и определиться с выбором, ему понадобилось ещё несколько лет.[6]
Несколько артистов народного дома во главе с П.И. Чардыниным составили основу актёрского коллектива, участвовавшего в ранних фильмах кинопредприятия А.А. Ханжонкова. Из четырёх картин, снимавшихся студией в 1908 г., две — «Выбор царской невесты» по пьесе Л. Мея «Псковитянка» и «Русская свадьба XVI столетия» по пьесе П. Сухотина — были укороченными постановками пьес в исполнении труппы Введенского народного дома, в третьей («Песнь про купца Калашникова») участвовали артисты труппы. В 1909 г. П.И. Чардынин, очень быстро усвоивший разницу между театром и кино, выступал уже не только как актёр, но и как сценарист и режиссёр. По свидетельству А.А. Ханжонкова, в это время в фильмах начал участвовать Иван Мозжухин — поначалу в массовке, в миниатюрных эпизодических ролях, а затем постепенно перейдя к положению премьера, настоящей «звезды». В работе в кино ещё ярче проявились его наследственные актёрские способности (как и у брата Александра): умение мгновенно, «на лету», схватывать суть сцены, импровизировать и одновременно — продуманно, тщательно, детально создавать сценический образ, работать с внешним обликом (костюм, грим, жесты и, в особенности, мимика). В отличие от большинства первых «звёзд» кинематографа, выдвинувшихся благодаря эффектной внешности, Иван Мозжухин достиг успеха именно благодаря артистизму и таланту. Одним из первых он стал учитывать огромные выразительные возможности крупного кинематографического плана, в котором сложнейшая гамма чувств могла быть показана одним-двумя движениями, мимикой, выражением глаз. Этим искусством он овладел в совершенстве. И, как настоящий энтузиаст своей профессии, щедро делился новыми знаниями и опытом с коллегами, более того — выступал в печати с разъяснениями принципов актёрской работы в кино, говоря о требовательности к игре, об ответственности артиста перед зрителями:
«Меня поражает только одно обстоятельство, — это то, что у нас, актёров, отсутствует в полнейшей мере чувство ответственности перед киноаппаратом. И странно! Каждый драматический актёр так остро всегда чувствует свою связь с публикой, свою зависимость от неё, он так бережно поддерживает свои дружеские с ней отношения, он так болезненно самолюбив и вдруг, в кинематографе на съёмке: недоделанный жест, неверный, небрежный грим, вечная торопливость, отсутствие души, настоящей, которую он может давать на сцене, пустые глаза... Только бы поскорее, поскорее... И всему виной наша русская непоследовательность, беспечность... Актёр боится тысячной аудитории и небрежен перед крохотным глазком объектива; он даже не составит себе труда подумать, что через месяц его увидят столько тысяч аудиторий, сколько в России городов и местечек, а через два-три он помимо своего желания поедет в Италию, Америку и уже тогда никакими силами не стереть с полотна угловатый жест, пустое таращание глаз... Актёр даже не знает, что большинство в провинции идёт не в драматический убогий театр, а в кинематограф, чтобы взглянуть на «настоящих» московских артистов, и, если бы он знал, как часто оно разочаровывается!»
В душе Иван Мозжухин долгое время продолжал оставаться актёром театральным. Впрочем, не только в душе. По воспоминаниям популярного эстрадного певца А.Н. Вертинского, познакомившегося с Мозжухиным во времена его актёрской молодости и работы на студии Ханжонкова, «Иван служил на договоре и получал семьдесят пять рублей в месяц, продолжая играть в театре». К тому же большинство фильмов, в которых играл Иван Мозжухин в «ханжонковский» период, вовсе не были «упадочническими» салонными драмами, как заявлялось позже. Это были в основном экранизации литературных произведений, где он играл роли молодых крестьян, мещан, ремесленников, музыкантов, приказчиков, официантов (одним из исключений стала роль императора Наполеона III в картине «Оборона Севастополя»).
Кинематограф стал для него не просто профессией. «Это моя кровь, нервы, надежды, провалы, волнения… миллионы крошечных кадриков составляют ленту моей души», – говорил он позже. Наделенный от природы гениальной художественной интуицией, которая во многом заменяла ему школу, актер сразу ощутил принципиальную разницу между игрой в кино и в театре. Он пытался распознать законы киноязыка, его «главные творческие принципы», основанные на «внутренней экспрессии, на гипнозе партнера, на паузе, на волнующих намеках и психологических недомолвках». «Актеру достаточно искренне, вдохновенно подумать о том, что он мог бы сказать…загореться во время съемок, – писал Мозжухин, – и он каждым своим мускулом, вопросом или жалобой одних глаз… откроет с полотна публике свою душу, и она… поймет его без единого слова, без единой надписи».
Особое место в творчестве Мозжухина занимает русская классика. В 1913 году он снялся у Чардынина в экранизации пушкинского «Домика в Коломне». Благодаря блистательной игре актера в двойной роли – Гусара и кухарки Мавруши – этот фильм признан одной из лучших ранних экранизаций Пушкина.
Поддавшись патриотическому порыву августовских дней 1914-го, Иван Мозжухин становится вольноопределяющимся. Тут же появляется серия открыток любимца публики в военной форме. Но актера подвело здоровье, и он возвращается на съемочную площадку.[1, с.53]
В 1915 году Мозжухин – ярчайшая звезда русского кино. Он уходит от Ханжонкова к Ермольеву, который предложил ему щедрый гонорар, интересные роли, работу с «актерским режиссером» Я.А. Протазановым.
«Пиковая дама» (1916) вошла в число шедевров ранней русской киноклассики во многом благодаря талантливой и серьезной работе Мозжухина. Через два года он достиг выдающегося успеха в фильме «Отец Сергий» по повести Л. Толстого. Актеру удалось максимально приблизиться к замыслу писателя и создать весьма сложный образ, состоящий из трех последовательных перевоплощений: сначала молодой офицер, затем истерзанный страданиями монах и, наконец, угасающий старик. Роль князя Касатского в исполнении Мозжухина и вся картина в целом, по оценке ведущих кинокритиков, причислена к высшим достижениям мирового экрана. [7] (Приложение 3)
Оказавшись в эмиграции, И.И. Мозжухин снимался во Франции, Германии, Италии, поставил несколько фильмов как режиссер; поначалу имел успех, солидные гонорары, приглашения из Голливуда. Он был знаком с А.И. Куприным, о чём оставила свидетельство его дочь. «Приехал к нам и Иван Мозжухин, - вспоминала Ксения Александровна, - пленивший миллионы зрительниц своим неподвижным светлым взором… Кинодеятели хотели заказать ему сценарий».[3, с.66]
В артистической натуре Мозжухина, его темпераменте, внешности было много от романтического русского актера-трагика. Именно поэтому драматические роли занимали большое место в его творчестве тех лет: поэт («Нищая», 1916), прокурор в одноименном фильме, пастор («Сатана ликующий», 1917) и многие другие. Силой своего таланта Мозжухин поднимал подчас надуманные фальшивые мелодраматические сюжеты до уровня подлинной человеческой трагедии. Эти роли принесли ему небывалый успех в кино. На родине Мозжухин снялся более чем в 70 фильмах, прежде чем в ночь на 3 февраля 1920 года эмигрировать в Константинополь. «Уехала за границу почти вся кинематографическая фабрика Ермольева: Мозжухин, Протазанов, Дошаков, управляющий Попов, Вермель и др.», – сообщала газета.
Спустя короткое время вся группа переехала во Францию, в местечко Монтрей-сюр-Буа, где обосновалась русская кинофабрика «Товарищество И. Ермольева». Чуть позже Ермольев и французский бизнесмен русского происхождения А. Каменка организуют «Сосайт Альбатрос» – студию, с которой неразрывно связан Мозжухин в 1920-е годы.
«Когда я приехал во Францию, – вспоминал актер, – я не верил в себя как в большого киноактера. На следующий день после приезда в Марсель я пошел смотреть французский фильм. Это был „Карнавал истин“ М.Л. Эрбье… Я понял, что все мои знания и теории ничего не стоят. В России кино сковано театром, здесь оно свободно. Я решил переучиваться. Русская манера игры больше недействительна, и затем в Париже другая публика – ей нужно нравиться».
Мозжухин начал с комедии «Горестные приключения» по собственному сценарию. В следующем фильме – «Дитя карнавала» (1921) он выступил как сценарист, режиссер, исполнитель главной роли. Непритязательный комедийный сюжет о подкидыше имел большой успех у публики и был восторженно принят критикой.
В 1922 году в фильме А. Волкова «Дом тайн» актер продемонстрировал французскому зрителю свою удивительную способность к перевоплощению. В шестисерийном боевике-драме с весьма причудливым сюжетом он создал несколько десятков разнохарактерных образов.
Однако подлинный триумф пришел к нему в фильме того же Волкова «Кин» по пьесе А. Дюма, где он сыграл великого романтика английской сцены Эдмунда Кина. В этой роли воплотился гений двух актеров: личность одного вдохновляла игру другого. Мозжухин не играл, а растворялся в этом образе. «Тонкий алхимик страсти и страданий… Иван Великолепный, ослепленный искусством и его сверкающими видениями, выражает… невыразимое», – писал французский киновед и критик Рене Жанн.
А вот как оценил мозжухинского Кина поэт А. Вертинский: «Я никогда не забуду того впечатления, которое оставила во мне его роль. Играл он ее превосходно. И подходила она ему, как ни одна из ролей. Он точно играл самого себя – свою жизнь. Да и в действительности он был Кином. Жизнь этого гениального и беспутного актера до мелочей напоминала его собственную».
Эта роль позволила Мозжухину войти в число звезд мирового экрана и упрочила его славу не только в Европе, но и в Америке. Мозжухин хотел создать авторский фильм, увидеть «идеально выполненной свою мысль». Иван Ильич мечтал об особой, «кинематографической», литературе. «Подметить у людей их подлинное лицо и перенести на экран фарс жизни, смешанный с ее интимной драмой» – такова была его задача, цель, которую он поставил перед собой, претворил в сценарий, снял и назвал «Костер пылающий». Будучи не только автором, но и исполнителем главной роли, Мозжухин создал неординарное произведение, где сон смешан с явью, а фантазия причудливо переплетается с реальностью. В приемах режиссуры, стиля, монтажа отчетливо прослеживалось влияние французского киноавангарда, немецкого экспрессионизма.
У массового зрителя фильм вызвал неоднозначную оценку, но критика отнесла его к числу киношедевров. Один из признанных лидеров французского кинематографа, Жан Ренуар, в то время молодой художник-керамист, был настолько потрясен лентой Мозжухина, что решил бросить свое ремесло и заняться кино.
В 1924 году по сценарию Мозжухина был снят фильм «Лев моголов», где он блистал в роли раджи Роундгито-Синга. Действие картины развивалось на фоне экзотического Востока и в Париже, что позволило Мозжухину продемонстрировать свой широкий актерский диапазон и незаурядные физические данные. Его авторитет был к тому времени настолько велик, что присутствие режиссера Жана Эпштейна на съемках практически сводилось к минимуму.
Мозжухин буквально ошеломил французского зрителя, сыграв в экранизации романа Л. Пиранделло «Покойный Матиас Паскаль» (1925). Он блистательно представил главного героя в двух ипостасях, изображая два абсолютно разных характера, которые в финале сливались воедино. «Я впервые доверился искусству немоты, потому что ему служили два великих артиста: Иван Мозжухин и Марсель Л'Эрбье», – писал Пиранделло. (Приложение 4)
Уже на склоне жизни, в 1970-е годы, боготворивший русского актера Л'Эрбье вспоминал: «Мозжухин здесь оказался несравненным, он с блеском переходил от самой настоящей комедии к высокой патетике драмы. Нужно было обладать подлинным талантом, чтобы с такой легкостью переходить от одного жанра к другому, от смеха к слезам. Когда публика увидела его на экране, она не могла не почувствовать его сходства с двумя актерами – Чарли Чаплином и Джоном Барримором, но речь все время шла только об одном Иване, гении с двумя лицами».
В 1926 году актер снялся в картине «Михаил Строгов» по роману Жюля Верна. Этот приключенческий фильм имел невероятный зрительский и коммерческий успех, который был продолжен и закреплен в роли Казановы в одноименном фильме Волкова (1927). Триумф Мозжухина в этих нашумевших картинах привлек внимание голливудского продюсера Карла Лемке, который заключил с артистом выгодный контракт.[9]
В 1928 году Мозжухин уехал в Голливуд. Его переезд в Америку был продиктован не только соображениями материального характера. Страстный поклонник таланта Чарли Чаплина, Мозжухин с интересом наблюдал за развитием американского кинематографа. Однако пребывание в Голливуде обернулось горьким разочарованием. Актеру пришлось перенести пластическую операцию по исправлению «бержераковского» носа, взять псевдоним Маски. Но Мозжухин не смог изменить свой внутренний мир. Снявшись в одном лишь фильме «Капитуляция», не прожив и года, расторгнув выгодные контракты, Мозжухин вернулся в Европу.
В течение ряда лет он снимался на студии ИРА в Германии. Фильмы «Тайный курьер», «Президент», «Адъютант царя», «Белый Дьявол» и другие в какой-то мере были вариациями на темы прошлых его работ.
Вернувшись в Париж в начале тридцатых, Мозжухин тщетно пытался обрести свой прежний успех в повторных постановках: «Похождения Казановы», «Дитя карнавала».
Звук стал непреодолимым препятствием для короля немого экрана. Мозжухину мешали недостаточное знание французского языка, сильный иностранный акцент. Его первый звуковой фильм под названием «Ничего», в котором он играл небольшую роль и должен был произнести всего несколько реплик, оказался для него и последним.
Несмотря на явную неудачу, Мозжухин пытался найти выход в режиссуре. «Великий русский артист Иван Мозжухин собирается снимать говорящий французский фильм», – под этим броским заголовком газета «Пари-Суар» 22 марта 1936 года поместила большое интервью с «незабываемым Кином», с «блистательным Казановой». [9]
В 1928 Мозжухин уехал в Голливуд. Его переезд в Америку был продиктован не только соображениями материального характера. Страстный поклонник таланта Чарли Чаплина, которым он начал увлекаться еще в России.
Мозжухин со все более растущим интересом наблюдал за развитием американского кинематографа в целом, отдавая ему предпочтение даже по сравнению с немецким. Однако пребывание в Голливуде обернулось горьким разочарованием. Снявшись в одном лишь фильме «Капитуляция» («The Surrender», реж.Э.Слоган), не прожив и года, расторгнув выгодные контракты, Мозжухин вернулся в Европу. Догадок относительно причин такого срыва существует множество, но ни одна из них не имеет документального подтверждения. Можно только предположить, что неординарность натуры и своеобразие таланта великого русского актера не укладывались в рамки голливудского стандарта. Подчиняясь его диктату, Мозжухин был вынужден даже сделать себе пластическую операцию, но не смог с той же легкостью изменить свой внутренний мир.
По возвращению в Европу он несколько лет снимался на студии UFA в Германии. Фильмы: «Тайный курьер» («Der geheime Kurier», 1928, реж. Дж, Ригелли), «Президент» («Der Prasident», 1928, того же реж.«Адъютант царя» («Der Adjutant des Zaren», 1929, реж.В.Стрижевский), «Белый Дьявол» («Der weiBe Teufel», 1930, реж. Волков) и др. в какой-то мере были вариациями на темы прошлых лент, Вернувшись в Париж в начале 30-х, М. тщетно пытался обрести свой прежний успех в повторных постановках: «Похождения Казановы» («Les amours de Casanova», 1933, реж.В.Барбериз), «Дитя карнавала» («Lenfant du carnaval», 1934, реж. Волков). Между тем звуковое кино постепенно вытесняло немой кинематограф. Этот процесс стал для Мозжухина творческой и личной трагедией. Будучи яростным противником озвученного на экране слова, которое он считал столь же грубым и безвкусным, как «разрисованное красками мраморное изваяние», Мозжухин так и не смог вписаться в контекст новой кинематографической эпохи. Помимо соображений эстетического характера, было препятствие вполне практического свойства: недостаточное знание французского языка, сильный иностранный акцент. Его первый звуковой фильм под названием «Ничего» («Nichevo», 1936, реж.Ж. де Баронселли), в котором он играл небольшую роль и должен был произнести всего несколько реплик, оказался для него и последним. Звук стал непреодолимым препятствием для короля немого экрана.
Несмотря на явную неудачу, Мозжухин пытался найти выход в режиссуре и написал сценарий под названием «Алеко», в котором хотел объединить произведения двух русских классиков: Пушкина («Цыгане») и Л.Толстого («Отец Сергий»). Сделать красивый, живописный фильм, погрузить европейского зрителя в специфическую славянскую атмосферу, заставить сопереживать героям - таков был замысел Мозжухина. Но этим планам не суждено было сбыться. Последние годы оказались тяжелым временем в жизни М.: к творческим неудачам добавились затруднения материального характера. (Приложение 5)
Широкий, гостеприимный, радушный, щедрый до расточительности, Мозжухин относился к деньгам чрезвычайно легко. По воспоминаниям близко знавшего его А.Вертинского, «целые банды приятелей -и посторонних людей жили и кутили за его счет. В частых кутежах он платил за всех. Деньги уходили, но приходили новые. Жил он большей частью в отелях.. и был настоящей и неисправимой богемой...». Помимо прочего Мозжухину приходилось постоянно помогать, практически содержать старшего брата Александра. Выпускник Саратовской консерватории, А.Мозжухин с 1911 выступал на сцене Театра музыкальной драмы в Петербурге, был тонким, артистичным камерным певцом, признанным и любимым столичной публикой.
В эмиграции в силу ряда причин оборвалась его столь успешно начатая карьера, он остался почти без средств и продолжительное время жил только за счет своего именитого брата.
Не очень удачно складывалась и личная жизнь Мозжухина: с Н.Лисенко, которая на протяжении многих лет была не только женой, но и партнершей и по праву делила с ним успех в его лучших фильмах, он расстался в 1927.[14]
В начале 30-х годов, с появлением звука в кино, не владея в совершенстве ни французским, ни английским языками, Мозжухин не смог преодолеть «звукового барьера». Ни в одном говорящем фильме его так и не сняли…
Ему не было и 50 лет, когда всё оказалось в прошлом. Мозжухин стал олицетворением трагедии артиста и человека, смятого и выброшенного буржуазным обществом за борт.[4]
Как артист, проживший десятки чужих жизней и впитавший опыт множества других судеб, Иван Ильич знал, что его собственная жизнь скоро прервётся, и не хотел, чтобы это произошло на чужбине, где у него не будет даже права на клочок родной земли для упокоения. Раньше он относился к подобным вещам с иронией, теперь ирония уступила место тревоге. Тревожное ожидание, к сожалению, прекратилось достаточно быстро. В сентябре 1938 г. здоровье Ивана Мозжухина резко ухудшилось. Врачи определили туберкулёз лёгких, пресловутую скоротечную чахотку.
«17 сентября, при поддержке некоторых друзей, я отправил его в горный санаторий. — вспоминал В.Ф. Стрижевский. — После трёх месяцев безуспешного лечения — печальное возвращение в Париж.
Комната в клинике. Комната №17.17 дней быстрого и мучительного угасания.17-го января, за несколько часов до своей кончины, он надеялся ещё победить болезнь. Но смутно чувствовал конец. Последними словами его были:
Боже! как больно умирать!
И через два часа, без нескольких минут в 7 час(ов) вечера, его не стало.»В частной клинике на улице Сен-Пьер в парижском пригороде Нейи (Neuilly sur Seine), куда Ивана Мозжухина поместили вскоре после возвращения из санатория, его постоянно навещали Александр Мозжухин, В.Ф.
Стрижевский и семья цыганской певицы О.И. Дмитриевич — Иван Мозжухин был крёстным её сына. 2 января больному сделали операцию прокол в лёгких. На день ему стало легче, потом положение снова ухудшилось. Родные и друзья практически не отходили от него, В.Ф. Стрижевский помогал сиделкам, давал больному подышать кислородом. За жизнь Ивана Мозжухина боролись упорно, до последнего, делая всё, чем были в силах помочь. Судьбой любимого киноартиста были обеспокоены не только парижские русские: в это время в Шанхае творческое содружество русских деятелей культуры и искусства ХЛАМ (Художники, Литераторы, Артисты, Музыканты) объявило о проведении благотворительного бала, сбор от которого пойдёт на лечение Ивана Мозжухина. Александр Вертинский, живший тогда в Шанхае, вспоминал: «Зал «Аркадии» был переполнен. В разгар бала, в час ночи, из редакции газеты нам сообщили, что Мозжухин скончался». В других воспоминаниях, записанных со слов М.Ц. Спургот-Пурги, работавшего фельетонистом в «Заре Шанхая» — той самой газете, которая получила печальную телеграмму из Парижа, — сообщается: «Оставляя пожертвования, люди стали расходиться. Пожертвования было решено отдать в больницу русской православной миссии для утверждения там койки имени Мозжухина с тем, чтобы помогать больным людям из русской богемы. Койка эта довольно долго просуществовала».
Незадолго до смерти Ивана Мозжухина навестил И.С. Лукаш, ещё не знавший, что скоро ему придётся писать некролог. «У Ивана Ильича уже четыре дня была температура смерти: выше сорока, — говорилось в этом некрологе, опубликованном 20 января 1939 г. в газете «Возрождение». — Но пульс был нормальный, сердце боролось, билось отлично. Он горел и просил свежего воздуха.
Я был у него накануне кончины. Ночью поднялся ветер с дождём. Под белым одеялом совершенно иссохшее тело, постаревшее лицо со странными мягкими усами, неузнаваемое лицо, на которое уже легли черты смерти. У его койки ходил ветер. Он повёртывал голову к окну: дышал. А уже за день до того в одном французском журнале («Paris-Match».О.С.) появилась фотография, снятая украдкой, в полуоткрытую дверь его палаты, и снятая, как с мертвеца.
Его друзья ещё верили в чудо, хотели сделать всё, что возможно.
17 января, через день, когда также шумел ветер с дождём, Иван Ильич скончался.
Какой-то маленький, лежал на койке покойный под белоснежным одеялом, с подвязанным лицом, как будто не тот Иван Мозжухин, образ которого горел и двигался на экранах всего света, полный силы и романтического порыва, за которым следили из темноты зрительных зал с затаённым нередко дыханием, с глазами, полными слёз, миллионы, действительно миллионы людей на всём земном шаре.
Каждая его большая роль была вехой русской кинематографии. Этот актёр последних времён нашей империи, русский актёр-изгнанник воистину прославил на весь мир русскую кинематографию с её подлинным драматизмом и романтическим дуновением. Его жизнь была как стремительный и сжигающий полёт: слава, деньги, всё. И всё сожжено, всё пронеслось, как смерч. И умер Иван Мозжухин как актёр-бедняк, изгнанник. Он умер как Кин».
Смерть Ивана Мозжухина стала большой утратой для русской диаспоры во Франции. В крупнейших парижских русскоязычных газетах — «Возрождение» и «Последние новости» — были помещены объявления, начинавшиеся со слов «Брат и друзья извещают о смерти, после непродолжительной и тяжкой болезни.», некрологи, немалая часть журнала «Иллюстрированная Россия», вышедшего из печати 28 января 1939 года, была посвящена Мозжухину. Были собраны деньги на похороны, состоявшиеся 20 января. Роман Гуль (с чужих слов) вспоминал: «Хоронить Мозжухина было не на что. Друзья актёры, художники, музыканты вскладчину похоронили пензяка Ивана Ильича Мозжухина».
21 января «Последние новости» сообщали: «Русская эмиграция в Париже хоронила вчера И.И. Мозжухина. В 11 час 30 мин., к началу отпевания, перед которым была отслужена заупокойная обедня, храм на Дарю был переполнен. Обедню служил и чин отпевания совершил протоиерей о. И. Ктитарев при о. дьяконе Уварове. Пел митрополичий хор Н.П. Афонского. Гроб был покрыт цветами и многочисленными венками. Среди молящихся много видных деятелей русского искусства, но ещё более обыкновенных русских людей: шофёров и рабочих, особенно женщин. Прочувствованное слово сказал протоиерей Ктитарев. Отпевание окончилось в 12 ч. 30 м. дня, и гроб с останками И.И. Мозжухина, установленный на траурный автомобиль, был перевезён на новое кладбище в Нейи, где и состоялось погребение».
Далее приводился длинный, в несколько десятков имён, список присутствовавших на отпевании, начинающийся с имени брата покойного, известного оперного артиста Александра Мозжухина.
Александр Ильич тяжело воспринял смерть брата, которого очень любил. Ему было горько оттого, что Иван в последние годы так бедствовал («Кончил он её (свою жизнь) печально, почти, что в нищете, живя последнее время на подаяния «друзей», которые окружали и обирали его во время его блестящей карьеры, когда он зарабатывал миллионы.»), и, как верующему, — оттого, что брат пренебрёг предсмертным причащением и покаянием и умер, не примирившись с Богом. Александр Мозжухин сам участвовал в заупокойных службах и молился за душу единственного из родных, с кем ему пришлось делить горечь отлучения от родины. По воспоминаниям К.А. Мозжухиной, перед смертью Иван говорил брату, как жалеет о том, что умирает не в России.[1, с.114]
8. Столетний юбилей
Автор: Гордеева Кристина
Раздел: История Пензенского края
Дата публикации: 20.12.2013 21:45:25