Погребальный ритуал женских погребений Усть-Узинского 2 могильника III-IV вв. в Верхнем Посурье
(Статья)
Раздел: Археология Автор: Гришаков В.В.,Давыдов С.Д. (Мордовский государственный педагогический институт, НИИГН при Правительстве Республики Мордовия) Исследование проведено при финансовой поддержке РГНФ, проект 11-11-13003а/В
Погребальный обряд в период формирования древнемордовской культуры до настоящего времени не являлся предметом специального анализа, в ряде работ он рассматривался в контексте публикаций конкретных памятников. Определенная работа в этом направлении была проделана В.И. Вихляевым на материалах пензенской группы могильников (Вихляев, 1977), которая опиралась на результаты раскопок М.Р. Полесских 50–60-х. гг. XX в., методика которых вызывает неоднозначные оценки.
В 2001-2011 гг. археологической экспедицией Мордовского государственного педагогического института были проведены раскопки Усть-Узинского 2 могильника, расположенного в Шемышейском районе Пензенской области, в ходе которых исследована основная часть памятника.
На исследованной части Усть-Узинского 2 могильника общей площадью 2424,85 кв. м вскрыто 95 погребений. Все они индивидуальные. Из них – 23 мужские захоронения (погребения 6, 17, 18, 19, 22, 23, 33, 36, 38, 42, 46, 55, 58, 61, 67, 71, 72, 79, 84, 85, 86, 89, 94), что составляет 24,3 % от общего количества погребенных; 26 – женские (погребения 2, 4, 5, 7, 11, 12, 13, 15, 20, 24, 26, 27, 35, 39, 43, 44, 45, 48, 52, 53, 60, 68, 75, 81, 88, 93), что составляет 27,4 % соответственно; 36 – неопределенные (погребения 1, 3, 8, 9, 10, 14, 16, 25, 28, 32, 34, 37, 40, 41, 47, 50, 54, 56, 59, 62, 63, 65, 66, 69, 70, 73, 74, 76, 77, 78, 80, 82, 83, 90, 91, 92), что составляет 37,8 % соответственно; 10 – детские (погребения 21, 29, 30, 31, 49, 51, 57, 64, 87, 95), что составляет 10,5 % соответственно (табл. 1). Необходимо отметить, что сохранность антропологического материала на памятнике крайне неудовлетворительная, поэтому половозрастная принадлежность между мужскими и женскими погребениями определялась нами на основании различия погребального инвентаря. Различие между неопределенными и детскими погребениями, которые отличаются невыразительностью погребального инвентаря, устанавливалось по размерам могильных ям (длина детских погребений не превышала 150 см).
Распределение могил на изученной части памятника довольно равномерно, но отличаются большой разреженностью (около 25 кв. м на одно захоронение).
Погребения располагаются, как правило, рядами, вытянутыми по линии С-Ю. Можно выделить следующие ряды: ряд 1 – погребение 2, 5, 6, 7, 11, 22; ряд 2 – 3, 4, 8,10, 13, 17, 21; ряд 3 – 15, 16, 18, 19, 20, 23, 26, 27, 38, 39, 40, 41; ряд 4 –24, 28, 29, 30, 32, 33, 35, 36, 42, 43, 44, 59; ряд 5 – 31, 34, 37, 45, 46, 47, 51, 52; ряд 6 – 48, 50, 60, 61, 64; ряд 7 – 53, 54, 55, 56, 57, 58; ряд 8 – 73, 74, 75, 79, 82; ряд 9 – 62, 63, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 76, 78, 80, 84, 92; ряд 10 – 77, 81, 83, 85; ряд 11 – 86, 87, 89, 91, 93, 95. Подобное рядовое расположение могил известны в других синхронных погребальных памятниках бассейна реки Узы, например, в Шемышейском могильнике III – IV вв. (Алексеева 1975, с 122), а также на более поздних могильниках Верхнего Посурья, в частности на Селикса-Трофимовке (первая половина IV в.) и в Армиеве (V – VI вв.) (Полесских 1979, с. 5-56).
Определенной закономерности в расположении мужских и женских могил в рядах не наблюдается (табл. 2). В рядах они встречаются дисперсно наряду с детскими погребениями, что, скорее всего, отражает социальную структуру Усть-Узинского общества в виде большой патриархальной семьи.
Табл. 2. Расположение мужских и женских погребений на плане раскопок Усть-Узинского 2 могильника.
Подавляющее большинство женских погребений были совершены в грунтовых могилах подпрямоугольной формы с отвесными в той или иной степени стенками и довольно ровным дном, которые в настоящее время не имеют на поверхности ни каких отличительных признаков.
Пропорциональность женских могил соответствует мужским погребениям, однако абсолютные величины несколько отличаются (табл. 3).
Табл. 3. Соотношение длины и глубины могильных ям Усть-Узинского 2 могильника.
Наибольшая длина женской могилы составляет 309 см (погребение 11), в то время как мужское захоронение достигало – 405 см (погребение 42), а минимальное значение 161 см (погребение 5). Глубина женских могил так же несколько меньше, чем мужских (табл. 4).
Табл. 4. Соотношение ширины и глубины могильных ям Усть-Узинского 2 могильника.
Наибольшая глубина зафиксирована в захоронении 48, которое составляла около 60 см от уровня материка, минимальное – 7 см (погребение 13). Ширина женских погребений колеблется от 40 см (погребение 39) до 115 см (погребение 2).
Следы огненного ритуала прослежены в 14 захоронениях (погребения 4, 5, 7, 11, 13, 15, 26, 35, 39, 43, 44, 48, 53, 75), что составляет 53,8 % от всех женских захоронений, причем в двух из них (погребения 7 и 48) наблюдается концентрация остатков угля на дне могилы.
В отличие от мужских, в женских погребениях следов ритуальной пищи не прослеживается (табл. 5). Только в 2 захоронениях встречены фрагменты лепной керамики, аналогичной погребальной.
Табл.5. Соотношение следов огненного ритуала в погребениях Усть-Узинского 2 могильника.
Из внутримогильных сооружений в двух захоронениях (погребения 68, 75) встречены поперечные канавки только близ торцовой стенки в изголовье умерших, причем в отличие от мужских канавок в области ног не обнаружено. Они были заполнены темно-серым сильно гумусированным суглинком с бурой органической крошкой от деревянных плах. Аналогичные канавки, встреченные в области головы и ног умерших расчищены и в мужских погребениях. Эта деталь погребального ритуала фиксируется в грунтовых погребениях Андреевского кургана первых вв. н.э. (Гришаков, Зубов, 2009. С. 36).
В 17 захоронениях (погребения 2, 4, 7, 11, 13, 15, 20, 27, 39, 43, 45, 48, 53, 60, 68, 75, 93) на дне могил обнаружены остатки луба, что составляет 65,3 %. Скорее всего, значительное содержание луба в женских погребениях в отличие от мужских объясняется большим количеством бронзовых изделий, окислы которых способствуют консервации органических останков.
В погребении 35 восточная торцовая стенка и центральная часть северной стенки обложенными обугленными деревянными плашками шириной около 9-12 см. При этом его засыпка отличается от других захоронений и забутована мергелем с темно-серым гумусированным суглинком и материковой крошкой. В засыпке захоронения на разных глубинах встречались угольки.
Все женские захоронения, которые содержали останки погребенных (погребения 2, 4, 5, 11, 12, 13, 15, 20, 24, 26, 27, 43, 44, 45, 53, 75) были совершены по обряду труположения, скорее всего, вытянуто на спине. В 8 случаях прослеживается расположение рук, в том числе вдоль туловища (погребения 4, 5, 11, 13, 20, 27), правая рука уложена вдоль туловища, левая – на животе (погребение 43), правая рука – вдоль туловища (погребение 44).
В двух захоронениях обнаружены дарственные комплексы умершим. В погребении 4 около южной стенки слева была наклонно поставлена небольшая бронзовая пластинчатая бляха с радиальной прорезью лицевой стороной вверх. В ногах умершей из погребения 20 около южной стенки располагались друг на друге лицевой стороной к дну могилы полусферические бляхи из полированной бронзы, применяемые обычно в мордовских древностях как составная часть накосников.
Украшение костюма в погребениях располагаются в соответствии с порядком ношения. В погребении 53 два пряслица и льячка были положены в ногах умершей, в погребении 75 пряслице находилось в области изголовья.
Глиняная посуда обнаружена в 17 погребениях, что составляет 65,3 % от общего числа женских захоронений. При этом два захоронения (погребения 44, 93) содержали по два сосуда, которые соответственно находились в ногах и изголовье, а в погребении 93 второй сосуд был поставлен вверх дном. В 9 захоронениях сосуды были поставлены в области ног умерших, что составляет 52,9 % женских захоронений с посудой (погребения 4, 15, 39, 43, 44, 53, 68, 75, 93 (2 экз.), в остальных случаях – в изголовье (погребения 11, 13, 24, 27, 44, 45, 48, 60, 81).
Ориентировка женских погребений не отличается от мужских. Во всех случаях, когда были прослежены останки костяков, погребенные были положены головой на восток с небольшими отклонениями к северу или югу (77-116º), что составляет 92,3 % от всех женских захоронений. Одно женское захоронение (погребение 81) было ориентировано головой на северо-восток (63º), другое (погребение 12) – в западном направлении (азимут точно не устанавливается). Причем последнее может быть датировано в рамках второй половины IV – первой половины V вв., и, скорее всего, является позднейшим на памятнике.
В целом погребальный обряд Усть-Узинского могильника отличается стабильностью. Для подавляющего большинства захоронений характерно восточная ориентировка с небольшими отклонениями к северу или югу. К настоящему времени известен лишь один синхронный памятник, расположенный в 10 км вниз по течению Суры – Алферьевский могильник. Вслед за М. Р. Полесских (1977. С. 38-41), В. И. Вихляев соотносил появление в пензенских могильниках восточной ориентировки с проникновением на эту территорию в IV в. «… нового населения со своей оригинальной культурой и своими традициями в погребальном обряде», которые имеют генетическую связь с финскими древностями бассейна низовья Мокши и средней Оки (1977. С. 63). Как показали исследования Усть-Узинского некрополя III–IV вв., древнемордовская принадлежность которого неоспорима, такой обряд положения покойника в могиле является автохтонным.
Анализ синхронных древностей на пространствах Верхней Суры совпал с появлением первых погребальных памятников древней мордвы, которые наряду с Усть-Узинским могильником, представлены известным Селиксенским, Шемышейским и Алферьевским могильниками. Наиболее ранние комплексы, как показывает анализ имеющегося на сегодняшний день материала, относятся здесь ко времени не позднее начала III в. н.э. Одновременно с ними в Верхнем Примокшанье начинают совершаться погребения в Ражкинском могильнике. Сопровождающий их погребальный инвентарь убедительно демонстрирует синхронность древнейших комплексов обоих микрорайонов.
После раскопок Усть-Узинского могильника прослеживаются две тенденции в формировании древнемордовской культуры в начале III в., обусловленные природно-географической детерминантой. Одна из них проявляется в памятниках Верхнего Посурья, связанная с кругом культур прикамских (позднепьяноборских) импульсов (сапожковидные привески, полуцилиндрические гофрированные пронизи, некоторые типы бляшек).
Другая – представлена в могильниках верхнего течения Мокши. Формирование материальной культуры населения здесь проходило под воздействием западных импульсов (лопастные височные кольца, браслет круга изделий с выемчатой эмалью, шпора). Это различие объясняется, на наш взгляд, традиционными контактами по речным артериям – Мокше, входящей в Окский бассейн, и Суре, связанной с Прикамьем. В целом, их принадлежность к единому древнемордовскому присурскому культурному очагу, на наш взгляд, бесспорна.
По крайней мере, пока недостаточно оснований считать, что древнейшие захоронения Ражкинского могильника были оставлены какой-то группой периферийного, так называемого «кошибеевского» населения (Вихляев 1977. С. 62). Показателем их «кошибеевского» происхождения не может служить северная ориентировка погребенных в Ражках, как, впрочем, и восточная – в более поздних Селикса-Трофимовском, Тезиковском, Степановском могильниках, на чем базировались все предложенные ранее этногенетические схемы. Так, восточная ориентировка, как было показано, характерна для Алферьевки, а также для Усть-Узинского II могильника III-IV вв., древнемордовская принадлежность которого не вызывает сомнения. Известно, что положение покойника головой на запад было распространено в Старшем Селиксенском могильнике. Южная ориентировка покойных характерна для Шемышейского могильника.
Как видно, в III–IV вв. определенные группы древнемордовского населения верховьев Мокши и Суры придерживались своих традиций при ориентировке покойных. Скорее всего, устойчивая южная ориентировка покойных в армиевское время выработалась не в результате синтеза местного древнемордовского и пришлого кошибеевского населения (притока которого, вероятно, и не было), а возобладала в местной среде в силу пока еще невыясненных обстоятельств (позволим напомнить, что огромный Армиевский некрополь V–VI вв. расположен рядом с Шемышейкой).
Левобережная, усть-узинская традиция характеризуется, как мы указывали выше, восточной ориентировкой покойных при рядовой планировке могильника, как и на правобережье. Огненный ритуал применялся при совершении около половины погребений. При захоронении спорадически применялось сжигание внутримогильных конструкций из деревянных плашек. Остатки напутственной пищи встречались только в мужских погребениях, отличительной особенностью является применение поперечных плашек на дне могилы, на которые укладывалась древесная подстилка. Такая традиция уводит нас в круг памятников Андреевского типа середины I – первой половины II вв. которые, по мнению исследователей, генетически связаны с формированием древнемордовского этноса.
Размеры могильных ям Усть-Узинского могильника несколько отличаются от погребений левобережной группы (Селиксенский могильник). Так, если длина ям мужских захоронений в последнем составляют 201–250 см, то среди усть-узинских – она колеблется в пределах от 277 см до 405 см. Ширина и глубина мужских погребений на Усть-Узе превышает женские, в то время как в левобережной группе мужские и женские погребения по этим параметрам ни чем не отличаются друг от друга. Пропорциональность половины детских погребений несколько отличается от взрослых, в частности их ширина составляла половину длины.
Из индивидуальных особенностей Усть-Узинского могильника можно выделить расположенные рядом друг с другом детское погребение 29 и женское 35, стенки которых были обложены деревянными плашками, подожженными в процессе захоронения, а засыпка забутована песком с камнями. По нашему мнению, их смерть была скоротечной и вызвана каким-то заболеванием.
Стоит обратить внимание на факт обвала северной длинной стенки погребения 58, которое судя по его засыпке, неотличимой от основной могилы, был совершен в древности. Вероятно, что он был совершен при погребальном ритуале, когда прощавшиеся с умершим подходили к нему правой стороны.
В целом духовная и материальная культура выделенных групп могильников объединяет ряд признаков. Во-первых, все они совершены в подпрямоугольных могильных ямах, по обряду трупоположения вытянуто на спине, во-вторых, фиксируются следы огненного ритуала в той или иной степени, в-третьих, присутствуют останки напутственной пищи, в-четвертых, спорадически встречаются вторичные захоронения, в-пятых, в подавляющем большинстве могил находились глиняные сосуды. Всё это свидетельствует о том, что памятники были оставлены однородным в этническом составе населением древнемордовской культуры, что подтверждается погребальным инвентарем.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Вихляев В.И. Древняя мордва Посурья и Примокшанья. – Саранск: Мордов. гос. ун-т, 1977. – 99 с.
Гришаков В.В., Зубов С.Э. Андреевский курган в системе археологических культур раннего железного века Восточной Европы. – Казань – Самара : Ин-т истории АН РТ, 2009. – 193 с., ил.
Полесских М.Р. Древнее население Верхнего Посурья и Примокшанья. – Пенза: Приволж. кн. изд-во, 1977. – 88 с., ил.
Раздел: Археология Дата публикации: 23.08.2013 02:25:20
Вас могут заинтересовать другие материалы из данного раздела:
Погребальный ритуал женских погребений Усть-Узинского 2 могильника III-IV вв. в Верхнем Посурье
Погребальный обряд в период формирования древнемордовской культуры до настоящего времени не являлся предметом специального анализа, в ряде работ он рассматривался в контексте публикаций конкретных памятников. Определенная работа в этом направлении была проделана В.И. Вихляевым на материалах пензенской группы могильников (Вихляев, 1977), которая опиралась на результаты раскопок М.Р. Полесских 50–60-х. гг. XX в., методика которых вызывает неоднозначные оценки..
Комплекс раннего железного века с Явлейского 2 городища в Среднем Посурье
Около с. Янгалычево Дубенского района Ресублики Мордовия, в левобережье Суры на левом берегу коренного берега р. Лаша, зафиксирован комплекс из четырех городищ и ряда селищ, отмеченных на археологической карте П. Д. Степанова (1969. С. 47–48). Судя по характеру фортификационных сооружений (небольшая площадка, защищенная высоким шишковидным валом и глубоким рвом), а также по подъемному материалу, их сооружение связано с племенами именьковской культуры эпохи раннего средневековья (Степанов, 1969. С. 47–48). Все они расположены в овражных системах, скрытых соседними возвышенностями. .
Археологические памятники мордвы к юго-востоку от г. Пензы (предварительное сообщение)
Окрестности г. Пензы уже довольно давно привлекали внимание археологов. О том, что на территории, занятой до настоящего времени лесной растительностью, к во-стоку от г. Пензы, прослеживаются следы древних поселений, было известно, по мень-шей мере, с конца XIX века. В этом районе в 1890-х гг. работал В.М. Терехин, член Пен-зенского губернского статистического комитета, краевед и археолог-любитель, а в 1920-х гг. вела раскопки Н.И. Спрыгина, сотрудница Пензенского краеведческого музея, крае-вед и археолог (Белорыбкин, Кишинская, 1995, с. 6-8). После 1920-х гг. интерес исследо-вателей к окрестностям города Пензы на некоторое время ослабел, однако в 1950-х гг. эта территория попадает в поле зрения М.Р. Полесских, профессионального археолога, сотрудника Пензенского краеведческого музея. .
К ВОПРОСУ О ЗНАЧЕНИИ МАТЕРИАЛОВ РАННИХ МОГИЛЬНИКОВ НИЖНЕГО ПРИМОКШАНЬЯ В ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ИСТОРИИ ПОВОЛЖСКИХ ФИННОВ.
Разработка проблем происхождения и ранней этнической истории финского населения западной части Среднего Поволжья породила весьма широкий круг вопросов. Позиции отдельных исследователей на их разрешение носят во многом дискуссионный характер..
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ КУЛЬТУР ЛЕСОСТЕПНОГО НЕОЛИТА И СТЕПНОГО ЭНЕОЛИТА ПО МАТЕРИАЛАМ СТОЯНКИ ЛЕБЯЖИНКА I
В эпоху неолита, Самарское Поволжье было лесостепной территорией. Непостоянство климатических условий региона отодвигало границу леса и степи на север во время засухи и на юг во влажный период. Люди шли за привычной им экологической нишей. Этим можно объяснить присутствие в нашем регионе обособленных групп племён с гребенчатыми традициями изготовления керамики, культурами украшавшими сосуды накольчатым орнаментом, и местным населением сохранившим традиции неорнаментированной керамики. Это многообразие нашло своё отражение в материалах стоянки Лебяжинка I. .
К вопросу о территории распространения и происхождении хвалынской культуры
Во время раскопок 2006-2007 гг. на поселении Утюж I, расположенного вблизи с. Стемассы Алатырского района Чувашии на левом берегу небольшой реки Утюж вблизи ее впадения в р. Суру было обнаружено жилище, которое по ряду признаков можно отнести к хвалынской культуре. Это позволяет откорректировать ареал распространения хвалынской культуры..
Тенденции развития пронизок верхнего прикамья в эпоху раннего средневековья
Эволюционное развитие раннесредневековых пронизок Прикамья не могло происходить само по себе, изолированно от других регионов. Появление некоторых типов пронизок, закрепление в местном костюме, а также дальнейшая их трансформация зависели от нескольких факторов. На это могли повлиять этнокультурные контакты, индивидуальные предпочтения местного населения, веяния моды, наличие мастеров, а также их технические возможности..
Антропологический состав населения могильника Кирилены (Молдова)
Летом 2011 г. будучи участником проекта МФГС «Летняя школа археологов» в Республике Молдова мной были изучены разновременные палеоантропологические материалы, хранящиеся в Национальном музее истории и археологии РМ. В данной публикации мной будут рассмотрены палеоантропологические материалы из курганного могильника близ с.Кирилены Унгенского района Республики Молдова. .
Деградация техники обработки камня как отражение характера использования металла.
Состав каменных орудий и характер их обработки в эпоху бронзы сильно отличается от тех, какие известны на неолтитческих стоянках. Орудия каменные и металлические взаимозаменямы. Поэтому исследование каменной индустрии, которая сохраняется на поселении значительно полнее металличсеской, может быть привлечено для оценки уровня развития металлургии, её роли в обществе. Металл не только срабатывается в процессе употребления, практически сходя на-нет, но и, обладая значительной ценностью, крайне редко теряется, чаще попадает в переработку. Частота находок металла не тождественна частоте его использования в работе. По тому, что из металлических орудий доходит до нас в составе находок, мы не можем оценивать масштабы его применения. Это относится не только к медному и бронзовому инструменту. Так, на городищах раннего железного века крайне редко встречаются топоры. Наполовину раскопанное и весьма насыщенное находками городище Настасьино дало единственную находку топора, просуществовав 7-8 веков. Нет таких находок на Каширских городищах. В то же время громадное количество костяных орудий и еще большее – заготовок - несут следы именно работы топором..
