Около памятника Костик стал подпрыгивать, пытаясь зацепиться за край пьедестала, но это оказалось невозможным. Тогда он встал мне на плечи и попытался ухватиться за сапог Валерьяна Владимировича, чтобы подтянуться и приблизиться к вождю и основоположнику. Тут вдруг из дверей оперного театра выскочило несколько человек в форме и в штатском. Они бросились к нам. Костик спрыгнул вниз, сделал из пальца пистолет, вытянув длинный указательный палец и закричал:"Пух-пух!" Я рванул в соседний сквер за оперный театр и краем глаза увидел, как подкатил ментовский газик, отрезавший весельчаку путь к отступлению. Приятеля свинтили и куда-то поволокли. Я обежал несколько кварталов и проходным двором вернулся домой. Там допил все, что оставалось и лег спать.
На следующий день Костика выпустили из обезьянника, и возник повод для новой выпивки. Товарищ рассказал, что с ним произошло, как его привези в Ленинский райотдел милиции и там, приглашенный со Степашки, гибист долго выспрашивал, куда была спрятана бомба? Он уточнял, в каком месте заложена взрывчатка: под сапогом или где еще? Потом офицер выяснял связи подозреваемого террориста с местными диссидентами, называя неизвестные фамилии. Утром парня отпустили за отсутствием состава преступления, но напугали сильно. Вертикаль власти дала себя знать. Она не исчезла, а лишь затаилась.
С Константином в то время сделали музыкальный дуэт под названием "Праздник мух". Приятель играл то на дудке, то на банджо, а я на гитаре. Песни получались какие-то философские, постмодернистские:
"Бумага"
Серый картон – бутафорные скверы,
Серое небо бумагой обклеено.
Бумажные лица попутчиков серы,
Бумага, известно, краснеть не умеет.
А у стен есть уши,
У ушей нет стен.
Забирают души
В плен, в плен, в плен.
Бумага горит, но поджечь мир опасно,
Лежит Прометей до сих пор под скалой,
К тому же давно мне уже стало ясно –
Зову я добро неосознанным злом.
Всегда к ноябрю собираются в стаю
Бумажные листья, разбив дырокол,
И с жалобным криком они улетают
К чиновникам, пузом ломающим стол.
А у стен есть уши,
У ушей – нет стен.
Дождь прольется в души
Словно кровь из вен.
В то время мы готовы были репетировать где угодно: в парке, на даче, совершенно не обращая внимания на то, понимает ли публика наше творчество или нет. Это было полное самоуглубление. Любимым местом являлся пляж на Маяковском спуске, где регулярно распространялся пьянящий сладковатый аромат забродивших дрожжей с Жигулевского пивзавода. Одурманившись запахом, наигравшись вдоволь, мы порой поднимались в стационарное каменное кафе на Набережной у Чкаловского спуска, где распивали портвейн "Анапа" за два двадцать, заедая сливочным мороженым из нержавейки.
"Шейх"
Я вчера пришел к дверям
Квартиры и позвонил,
Но никто мне не открыл,
Ведь живу там только я.
Вынув ключ, я дверь открыл.
Вытер ноги, сделал шаг
И подумал: а кто вот так
Их вытрет об меня.
Я стал
Бумажный генерал
Оловянных солдат.
В один из этих куцых дней
С балкона прыгнуть бы,
Но боюсь, что станет мне
Только веселей.
Но ведь я богат,
Сказочно богат,
У меня ведь есть мои желанья.
Если их собрать
В одну большую сумку
И шейху подарить –
Он сказочно станет нищим.
На Революционной в универсаме продавалось Арбатское смородиновое вино по рупь восемьдесят. Костик иногда заходил в магазин с колокольчиком. Продавщица спрашивала, мол, это-то зачем? Товарищ отвечал: " Чтобы не потеряться". Затарившись, мы шли в какое - нибудь уютное местечко и играли:
"Небеса"
Приходило вчера любоваться назавтра.
Я попал между ними как бутылка вина –
Просто тупо смотрел на их праздник
В этот ясный осенний день.
Чтоб увидеть одно, подойти лучше ближе,
Чтоб увидеть другое -отойти нужно вдаль.
Ну а чтобы увидеть все -
Стоит просто закрыть глаза,
И поверить, что ты есть тот Бог,
Только Бог в тебе уместиться не смог,
И теперь он правит один небесами.
Очень долго я думал, что же лучше, что хуже,
Подошедший Христос мне сказал: «Суета».
А у райских ворот раскричались старухи:
«Ни на ком нынче нету креста».
На Христе нет креста,
На кресте нет Христа.
Так скажите, кто правит теперь небесами?
Когда к нашему дуэту присоединялся третий компаньон, пусть даже и не музыкант, мы давали ему погремушку, и все вместе входили в полный экстаз:
"Страннички"
По песочку бережком
Тама, эх, да тама, эх
Да тама страннички идут.
Я – вечный странник,
Где взять сил остановиться?
Что манит издали –
Вблизи пугает,
Звезда оказывается пылью.
И начиная, я боюсь конца.
И начиная, я боюсь конца.
Я потерял надежду,
Я, обнимая, плачу.
По туристским тропам
С Костиком мы зимой ходили на лыжах с Маяковского спуска до села Выползово, а далее в сторону Красной Глинки, иногда посещали пещеру Греве. Среди снегов она выглядит еще более таинственно. Летом наш дуэт плавал на байдарке по Самарке от Бузулука, по Кондурче от Елховки. Там во время похода создавали новые песни, которые тут же исполнялись среди туристского братства. За несколько дней наш отряд рос, в него вливались все новые байдарочники:
"Байдарка"
Мы на пути своем ждем водопады,
Мы водопадам будем этим рады.
Против течения чтоб плыть научиться,
Мы по течению плывем.
Байдарка мчится
Как большая птица.
Вальс приключений весло поет.
И кажется нам, что мы капитаны,
Лесные реки наши океаны.
Против течения чтоб плыть научиться,
Мы по течению плывем.
Байдарка мчится...
Печаль всегда живет в таком туризме:
Конец походов одинаков так-
Река взмахнет вслед рукой серебристой,
Байдарка сложена в рюкзак.
Особенно приятно плавать по малым рекам в начале мая. Повсюду цветет черемуха. Бывает так, что белые как снег кусты переплетаются над рекой, а байдарка несется по ароматному коридору навстречу приключениям. Они происходят на каждом шагу: то завалит реку обрушившееся дерево, то водный путь преграждает старая заброшенная плотина, создавая настоящий метровый водопад. Поход иногда начинался в жару, а на третью, четвертую ночь ударял мороз. Одним словом экзотика.
"Чудо"
Мимо чуда пройдешь раз двести,
И вот чуда уж нет на месте.
Чуда будто не бывало никогда.
Жить без чуда невозможно.
Соберем рюкзак дорожный,
Остальное просто не беда.
Мы пойдем туда, где горы
Синевою с небом спорят,
Где в ручье студеная вода.
Захрустит костер из веток
И живым горячим светом
Песенку споет нам как всегда.
Протечет в грозу палатка.
Пища кончится - несладко.
Как Кобзон комар нам надоест,
А вернемся мы оттуда,
Все покажется нам чудом,
И как волка снова тянет в лес.
Помню летнюю Самарку с бешеным течением, сбивающим с ног. По обе стороны - степь и небольшие кусты вдоль берега. Там, где крутой песчаный обрыв- повсюду видны маленькие пещерки, в которых живут ласточки. Часто встречались брошенные деревни и полуразрушенные церквушки как будто Россия встала и куда то ушла.
Хочу заметить, что иногда мы встречали местных жителей. Те не проявляли дружелюбия, наоборот в каждом слове, жесте сквозила злоба, мол, городские приперлись, будь им не ладно. Пацаны кричали с берега:" В следующий раз торпеду в вас запустим, нечего по нашей реке плавать, заразу принесете и рыбу распугаете". Однажды видели деревенскую свадьбу на полянке у реки. Костик сдуру крикнул:"Поздравляю молодых". Друзья и подруги жениха с невестой схватили пустые бутылки и стали ими кидаться в нас. Слава Богу, расстояние оказалось достаточно велико. Во время похода встретили рыбаков с бреднем. Те на удивление не схватились за ножи, а наоборот дали нам рыбы для ухи. Оказалось, что это горожане, приехавшие на жигуленке слегка побраконьерить. Они рассказали, что сельчане бояться сглазу, новых людей, считают, что болезнь передается через одежду, пищу. Зашел чужой в реку - воду опоганил.
Плавали мы также в заповедник Васильевских островов. В те времена там была строгая охрана, ведь рыбные угодья принадлежали Приволжско-Уральскому военному округу. Там находился заказник для генералов, любителей рыбной ловли.
"Васильевский остров"
На Васильевский остров
Пробраться не просто:
Поджидает там егерь, злобный словно Кащей.
Ходит в черной фуражке,
Верит только бумажке,
Ну а нам он не верит, прогоняет взашей.
А там серая цапля и белая чайка,
И крупные капли нам дождя не страшны.
А там серая цапля и белая чайка,
Они в зимние ночи наполняли все сны.
Встал вопрос очень остро,
Как пробраться на остров,
И с какой стороны бы обойти нам закон.
Я байдарку на спину,
Сквозь болотную тину
Лес , как грубый лазутчик, иностранный шпион.
Встретил белую чайку и серую цаплю...
Я играл на гитаре,
Звезды мне подпевали.
Нашим другом стал август, весь пропахший костром.
А когда расставались,
Волны тихо плескались,
И украдкой заплакал месяц август дождем.
Вспомнил белую чайку и серую цаплю...
Мы забрались в самое сердце заказника, где была почти нетронутая природа. Помню закричала в вечерней мгле выпь, и Костик аж побелел от страха, полагая, что кого то душат. Мы прятались в кустах вместе с байдаркой от лесников. За неделю там никто ни разу не появился, только мы и природа. Иногда утром приходил лось. Когда плыли назад на байдарке кусочки хлеба подбрасывали в воздух и их налету хватали чайки. А потом нас ждал шумный город и новые творческие порывы.
"Ветер"
Где-то там, а может где-то здесь
Растворен до капельки я весь.
Мне б добраться,
Мне б собраться,
Мне б воскреснуть и зацвесть.
По большой рассыпан я Земле,
Я затерян где-нибудь в толпе.
Словно ветер, чист и светел
Голос мой запел, голос мой запел.
Я стучу макушкой в небеса.
Мои уши словно паруса
Ближе к раю я взлетаю,
Слышу ангельские голоса.
Ну, уж вот растаял белый снег,
Я опять – обычный человек.
Только память сердце ранит,
И во мне уже навек -
По большой рассыпан я Земле,
Я затерян где-нибудь в толпе.
Словно ветер чист и светел
Голос мой запел, голос мой запел.
Помню мы отмечали с Костиком Новый год все на той же площади Куйбышева под городской елкой, которая раньше украшалась огромным шатром из горящих лампочек. На праздничном дереве висели огромные стеклянные шары и мягкие игрушки. Мы пили водку из солдатской фляжки и играли для веселой публики.
"Паук"
Эй, паук, сплети наш белый вечер
И нашу встречу с теми, кто пришел.
Кто пришел, кто приходит, кто придет.
На белом бархате сна -
Неподвижность.
Как околдует она, колдует она
Искрящейся модой Парижа.
Эй, паук, сплети наш белый вечер
И нашу встречу с теми, кто ушел.
Кто ушел, кто уходит, кто уйдет.
На белом бархате сна...
Встреча с Прибалтикой
Летом 1982г. я с Костиком ездил на поезде в Ригу. Латвия оказалась совершенно другим миром: старинные улочки, чистота, культура. Там полюбили ходить в кафе на свежем воздухе и пить чешский еловый ликер по 3 рубля за бутылку , запивая томатным соком по 10 копеек бокал, и все это заедать мороженым крем брюле по 28 копеек за порцию. Вокруг сидели исключительно вежливые цивилизованные люди. Как-то столик напротив заняла молодая семья, все исключительно красивые: высокий мужчина лет 28, женщина как с обложки гламурного журнала, стройные ноги от ушей, длинные естественные светлые волосы. С ними был маленький ребенок с кудряшками, ну, чистый амурчик. К семье подсел какой- то знакомый, вылитый Квазимодо, маленького роста, с красной мордой, на которой казалось разбивали кирпич. За столиком пришедший создал очевидный мезальянс. Страшило лузгал семечки и сплевывал на пол, вскоре мы заметили совсем странное: страшный мужик гладил под столом ноги красотки, та хихикала, а муж делал вид, что ничего не замечает. Вот это нравы...
"Тоска"
Ты стояла по углам
И сидела за столом,
И тебя, моя Тоска,
Угощал я коньяком.
Думал пьяный я тобою
Стану нелюбим.
Подойдешь, посмотришь
И уйдешь с другим.
Но в коньячной полутьме
Я противиться не смел,
И Тоска меня взяла,
Обняла и повела.
И я пошел туда,
Где Хорошо живет –
Интим - салоны где,
И кабаки с вином.
Костик меня всегда восхищал искренностью своих порывов. Вот и тогда, потрясенный странной сценой, он стал громко вопрошать, мол, почем сейчас латвийская женщина? Подскочил официант и предложил нам удалиться, что мы и сделали. В центральном универмаге на Крисчен барона мы увидели в свободной продаже концертные гитары фирмы "Музима" по 105 рублей за штуку. Этот дефицит привел в восторг, и мы тут же их приобрели, так что на обратном пути из Риги в Куйбышев мы две ночи в своем купе давали перманентный концерт, запивая музыку шестирублевым португальским портвейном "Порто" в изящных пузатых бутылках, залитых сургучом .
"Праздник мух"
У меня есть свой мир моих мух и слонов.
Если в нем ты не слон, обижаться не стоит.
Я люблю своих мух, в них – основа основ.
Мух сажаю на трон, ведь они того стоят.
Слон без трона велик, как живая гора,
Потому отдает привилегии эти.
Муха правит слоном, здесь природа права,
Если ж наоборот – муху слон не заметит.
И одет пусть каждый разно: модно, пестро,
С высоты посмотришь – так не сносно.
А не видеть это всем нам вовсе чтобы –
В городе моем не строят небоскребы.
Латвия запомнилась мягкой балтийской погодой, теплыми дождями, ароматом сосен. Взморье просто восхитило: огромный многокилометровый пляж с мелким белым песком, прозрачная вода, в которой плавали мелкие рыбешки, повсюду ресторанчики, кафушки, ночные стриптиз бары. Где советская власть, где коммунисты- не видать. Все надписи на латинице, полно интуристов, особенно немцев и скандинавов. СССР я заметил только в одном: в Куйбышеве я приобрел купон сберегательной кассы на 500 рублей, а в Риге без проблем обналичил. Советская банковская система работала четко и отлажено как часы.
Вскоре деньги закончились, и мы вернулись домой на Волгу. Пришли на городской пляж и не смогли купаться после Балтики. Мужики пили пиво и бегали в воду, некоторые не успевали. Разница культур резала как стеклом.
Борясь со скукой, Костя купил мотороллер, и мы по ночам ездили на нем, часто в подпитии. Это обостряло вкус к жизни. К этому времени стало понятно, что перспектив впереди нет никаких. Застой заморозил все вокруг. Повсюду люди-функции, биороботы. Мотороллеру, как средству, повышения жизненного интереса посвятил такую песню:
"Мотороллер"
Купил я двухколесный аппарат,
В нем целых восемнадцать лошадей.
Хотя, конечно, ходу нет назад,
Зато совсем немного запчастей.
Во вышел на Московское шоссе,
К кювету прижимает самосвал,
От смерти был почти на волоске,
А шоферюга весело сказал:
"Скажи еще спасибо, скажи еще спасибо,
Скажи еще спасибо, что жива,
Неумная большая, неумная большая,
Макака в шлеме,"- вот и все дела".
На красный свет несутся "Жигули",
Я еле-еле в сторону ушел.
Откуда-то тут вылезло ГАИ,
И мне же, суки, сделали прокол.
Стоят они под деревом вон там,
И каждый гусь в мундире гнет свое.
Кому по чину лезет четвертак,
А кто в тихую кормится рублем.
Скажи еще спасибо...
Теперь на жизнь по-новому гляжу
И часто во спасение души,
Не то чтоб езжу - лыка не вяжу,
А так сказать верней - не лыком шит.
Автор: Демидов Андрей Вячеславович Раздел: История России Дата публикации: 24.09.2015 10:51:58
Вас могут заинтересовать другие материалы из данного раздела:
Костомаров Николай Иванович
Когда говоришь о русской исторической науке, то все мгновенно вспоминают сразу три фамилии – Карамзин, Соловьев, Ключевский. Однако, на мой взгляд, из этого списка ученых незаслуженно выпадает другой академик, фамилия которого, хотелось бы, чтобы тоже была на слуху – Костомаров Николай Иванович..
История страны, история родного края, история семьи - тесными невидимыми нитями связаны эти понятия друг с другом. История страны складывается из истории городов, сел, поселков, в которых живут люди, а они-то своими делами, поступками, помыслами и творят историю. Я думаю, что каждая семья - это часть истории нашей страны. Мне кажется, что жить без Родины невозможно. Когда я думаю о ней, я сразу представляю себе семью, предков, позволивших сохранить для нас мир, в котором мы живем. .
Начало августа 1914 года стало трагическим моментом для миллионов людей земного шара, в том числе и для России. Германия объявила войну России. 2 августа германские войска оккупировали Люксембург. Началась война с Францией. Отстаивая свои интересы, объявили войну Германии Англия, Канада, Новая Зеландия и другие страны. Так началась кровавая Первая мировая война. Свою работу хочу приурочить к 100-летию со дня начала Первой мировой войны..
Введение // Очерк исторической географии и этнополитического развития Чечни в XVI-XVIII веках
На современном этапе развития российской исторической науки как никогда высока потребность в обобщающих трудах по актуальным проблемам истории народов входящих в состав Российской Федерации. Это и объяснимо, только всестороннее законченное исследование истории области, республики или региона нашей страны в работе монографического характера, может послужить основой для создания единой истории такого огромного многонационального государства как Россия..
Глава VI . Исламизация Чечни в XVI-ХVIII вв. как фактор этнической консолидации нахов-чеченцев // Очерк исторической географии и этнополитического развития Чечни в XVI-XVIII веках
До наступления ХУ1 столетия практически все нахское население Северо-Восточного Кавказа от р. Терека на западе до бассейна рр. Аксай-Акташ на востоке, в этнографическом плане являвшееся единообразным, разделяло древние языческие культы, связанные с обожествлением сил природы и поклонением "потусторонним" силам. В общественном сознании горцев господствовала мифологическая картина мироздания..
Есть в Нижегородской области небольшой районный город Семёнов. Город немолодой, но и не очень древний. Во многом схожий с десятками и сотнями таких же городков, разбросанных по всей нашей необъятной Родине, но и во многом самобытный, уникальный. Семёнов – родина хохломской росписи – знаменитой на весь мир Золотой Хохломы, – официально признан столицей народных промыслов России. Семёнов – центр старообрядчества на Руси. Знаменитые романы "В лесах" и "На горах" Павла Ивановича Мельникова – это про наш край..
На современной России всё более часто сказывается отсутствие какой-либо чётко выработанной идеологии и инструментария, о чём свидетельствуют попытки властей эту идеологию и инструментарий найти. Яркий тому пример составление единого учебника по истории России, который бы формировал единую гражданскую идентичность в стране, а также переход школ на стандарты второго поколения (ФГОС-II), в которых главным результатом образования является сформированная личность, патриот и гражданин, способный к самоидентификации..
