Существовали и объективные условия для такого выбора. Главное из них – крайне низкая обеспеченность латышских приходов латышскими священниками. Как раз к тому году, когда Альфонс оканчивал обучение в гимназии (1910 г.), относится составление ″Ведомостей о национальном составе католиков-прихожан и католического духовенства″ в западных российских губерниях и, в частности, в Витебской губернии. Согласно этим ″Ведомостям″ в Двинском уезде, население которого составляло 35,5% от всей губернии, проживали преимущественно латыши (73,3%), а литовцев было 4,6%. Но среди католического духовенства преобладали литовцы – 61,3%, а латышей было – 32,2%. Ещё более разительное несоответствие наблюдалось в Режицко-Разненском деканате, на территории которого проживало латышей – 94,6%, а литовцев – 1,2%. Но среди духовенства латышей было 23,1%, а литовцев 69,2%. Хуже, чем у латышей положение было только у белорусов. На проведение церковных служб такая ситуация влияния не оказывала, т.к. они проходили на латинском языке. Но во время пения псалмов использовался польский язык, что вызывало возмущение прихожан-латышей. Попытки польско-литовских ксендзов произносить проповедь на латышском языке были довольно ″корявыми″, что признавали и сами священники. Длительное время польский язык был языком культурного ″межэтнического″ общения для литовцев, латышей и белорусов. Охотнее других этот язык использовали литовцы. В 1911 г. в мужской гимназии при церкви Св. Екатерины из 87 учащихся литовцев по желанию родителей только 29 человек изучали Закон Божий на родном языке (а также и сам язык); остальные учились – на польском. А из 26 учащихся латышей – 17 человек изучало Закон Божий на своём языке (и сам язык). Однако проповеди в гимназии произносились только по-польски. Одним словом, нехватку латышских священников понимало и само руководство Архиепархии.
Конечно, над этой ситуацией Альфонс не задумывался, но практически единственной возможностью продолжить образование и ″выйти в люди″ для него было – избрать духовную карьеру, и 1 сентября 1910 г. он поступил в Архиепархиальную Духовную семинарию.
Часть II. Учёба в Духовной Семинарии
Здание Духовной Семинарии, в которой учился Альфонс, находилось в Санкт-Петербурге на современной 1-й Красноармейской улице в доме № 11. Сейчас там также работает католическая семинария ″Мария – царица апостолов″. Но до этого Семинария имела богатую историю.
Первая Могилёвская Епархиальная Семинария открылась в Минске в 1843 г. и просуществовала до 1869 г., когда Минская епархия была упразднена. В своей деятельности она руководствовалась документом, называемым ″Устав и Штат для Римско-Католических Семинарий″ и утверждённым 19 ноября 1843 г. После её закрытия длительное время католических священников готовили семинарии, расположенные в Тельшяе, Вильнюсе, Житомире и Каменец-Подольском. В течение последующих десяти лет (после 1869 г.) между Министерством Внутренних Дел и католическими иерархами шла активная переписка о том, какой должна быть новая епархиальная семинария и где она должна быть; при этом каждая сторона, естественно, отстаивала свои интересы. Наконец, в 1879 г. был согласован новый устав и выбрано здание для семинарии (которое располагалось на месте современного дома 49 на проспекте Римского-Корсакова) и 10 октября 1879 г. митрополит Фиалковский освятил часовню новой семинарии. На этом месте она просуществовала 22 года. А в 1900 году Могилёвская Консистория освободила здание, в которое планировалось перевести Духовную семинарию. 15 июня этого года Николай II подписал указ о приспособлении здания под епархиальную семинарию. Два года понадобилось для того, чтобы под руководством гражданского инженера Л.П. Шишко надстроить дворовые флигели и частично реконструировать здания для новых нужд. В 1902 г. новое здание Архиепархиальной семинарии раскрыло двери перед учащимися. Именно сюда и вошёл Альфонс Пастор.
Во время его учёбы Санкт-Петербургская семинария жила по Положению, утверждённому в 1879 г. По сравнению с предыдущим Уставом (1843 г) курс обучения стал пятилетним (вместо четырёх лет). Количество предметов возросло с 11 до 15. К общеобразовательным добавились греческий язык и краткий курс законоведения, а к специальным (богословским) – каноническое право и философия. Богословские предметы преподавались на латинском языке, общеобразовательные – на русском. Поступающие в семинарию должны были иметь образование не менее четырёх классов классической гимназии. Абитуриенты допускались на вступительные экзамены ″без различия возраста, звания и состояния″. Причём, на экзаменах по общеобразовательным предметам обязательно присутствовал окружной инспектор Учебного Округа (так же как и на переходных и на выпускных экзаменах). Однако можно было поступить в семинарию и без вступительных экзаменов, если со времени получения аттестата прошло не более года. Именно этим правилом и воспользовался Альфонс, имея свидетельство об окончании пяти классов гимназии. Абитуриенты, успешно сдавшие вступительные экзамены (или имеющие право их не сдавать), должны были обязательно получить согласие Департамента Духовных Дел Иностранных Исповеданий на зачисление их в семинарию. Лица, окончившие семинарию, пользовались такими же правами, как и окончившие любое среднее учебное заведение. Неудобным для руководства семинарии было требование правительства назначать и увольнять персонал заведения только с разрешения Министерства Внутренних Дел (конкретно этим занимался упомянутый выше департамент). Собственно, и перемещение католических священников с одного места службы на другое также контролировалось этим департаментом. Такой практикой правительство пыталось ″отфильтровывать″ преподавателей с радикальными и антиправительственными взглядами и защищать лояльных к нему деятелей от притеснений со стороны католических иерархов. На деле же это ″выливалось″ в длительную однообразную переписку между Могилёвским Архиепископом-Митрополитом, Департаментом Духовных Дел и губернаторами (не говоря уже о многочисленных рапортах внутри Архиепархии). С конкретными примерами при чтении архивных дел сталкиваешься неоднократно.
Кто же преподавал и воспитывал учащихся Духовной семинарии во время учёбы Альфонса Пастора (т.е. в 1910-1915 годах)?
В год поступления Альфонса ректором Семинарии стал профессор канонического права и законоведения Игнатий Балтрушис, который работал здесь с 1889 г. К этому времени он получил степень доктора канонического права (в 1903 г.) и руководил кафедрой канонического права в Духовной Академии (с 1902 г.). С 1910 г. он преподавал также Законоведение и иногда Догматическое богословие. До самого окончания существования семинарии в 1918 г. он руководил ею и здесь же стал прелатом в 1911 г. Позже, очень недолго он был настоятелем кафедрального собора Успения Пресвятой Девы Марии и вскоре умер (в 1919 г.).
Инспектором семинарии в том же году (1905) стал преподаватель церковной истории Франциск Островский. В этих должностях он оставался до закрытия семинарии (к 1915 г. он стал прелатом), после чего он вошёл в состав Курии при митрополите Э. фон Роппе и занимал там должность официала. Одним из вице-официалов и членом Капитула при Э. Роппе стал каноник Людвик Борковский, который с 1899 г. преподавал в семинарии латинский язык, а во время учёбы Альфонса – и гомилетику. В это же время (с 1914 г.) Казимир Реклайтис преподавал догматическое богословие и катехизис, а позже также стал членом Капитула при Э. Роппе. Священное Писание и Археологию (с 1913 г.) преподавал каноник Сигизмунд Лозинский, позднее ставший епископом Минским (с 1917 г.) и Пинским (с 1925 г.). Философию, социологию и французский язык с 1914 г. преподавал Фабиан Абрантович, изучавший философию в Лувенском университете (Бельгия), будущий Апостольский Администратор восточного обряда в Манчжурии. Кстати, с 1910 г. он был законоучителем в гимназии, которую Альфонс только что окончил. Умер он в Бутырской тюрьме. Интересной личностью был преподаватель гомилетики (с 1913 г.) и духовник семинарии Чеслав Фальковский, известный, в частности тем, что написал (значительно позже) для Польского Биографического словаря наиболее полную биографию расстрелянного большевиками известного прелата Константина Будкевича. В 1949. г он стал Ломжинским епископом. С Чеславом Фальковским, так же как и с Игнатием Свирским, преподававшим в семинарии нравственное богословие, Альфонс ещё встретится во время учёбы в Академии.
Преподавали в семинарии и профессора Духовной Академии, как например, Франциск Бучис (основное догматическое богословие с 1908 г.), Александр Войцицкий (социология с 1910 г.), Блазий Чеснис (специальное догматическое богословие с 1912 г.), а также духовник Академии Иоанн Науиокас (философия с 1910 г.).
Как можно убедиться, преподавательский состав семинарии был представлен личностями далеко не ординарными, ревностно служившими на духовном поприще и оставившими след, как в литературе, так и в истории.
Однако гораздо больше нас могут заинтересовать те преподаватели, которые были земляками Альфонса и могли служить для него примером для подражания.
В первую очередь следует назвать Казимира Скрынду. На службу в семинарию он поступил в 1904 г. и довольно скоро стал её инспектором. Но 18 января 1909 г. он написал прошение снять с него обязанности инспектора ″в связи с частыми заболеваниями″. Ректор семинарии пошёл навстречу просителю; его преемником стал упоминавшийся выше Сигизмунд Лозинский. Однако нагрузка на К. Скрынду была, видимо, всё ещё велика – в это же время с 1909 по 1910 г. он был сверхштатным викарным кафедрального костела для латышей в Санкт-Петербурге. И 17 сентября 1910 г. он по своей просьбе был освобождён от обязанностей преподавателя семинарии и стал капелланом Гатчинской церкви Девы Марии Кармельской. Именно во время службы в Гатчине над ним происходил суд, описанный выше. На время трёхнедельного заключения в Аглонском монастыре в Гатчинской церкви его временно подменял Иосиф Ранцан.
После утверждения в степени Магистра богословия (23 июля 1912 г.) капеллан петербургских школ Иосиф Ранцан был принят в семинарию, где сначала он преподавал латышский язык, а с 1916 г. и нравственное богословие. Следует отметить, что И. Ранцан был не первым преподавателем латышского языка в семинарии; он был первым преподавателем, получавшим за это жалованье. Дело в том, что когда возник вопрос о прекращении преподавания греческого языка, директор Департамента Духовных Дел А.Н. Мосолов в устной форме согласился на то, что бы две трети суммы, выделенной на преподавание греческого языка, были потрачены на оплату за преподавание латышского языка. После официального разрешение Министерства Внутренних Дел на прекращение преподавания греческого языка, последовавшего 3 ноября 1906 г., в семинарию был приглашён из Риги Ф. Трасун, которому наряду с другими обязанностями было поручено преподавать латышский язык. После его перевода в Режицу (Резекне), латышский язык до весны 1910 г. преподавал К. Скрында. Интересно, что митрополит В. Ключинский предлагал ему прекратить преподавать латышский язык, но К. Скрында отстоял интересы латышских учащихся. После того, как его перевели в Гатчину, Ф. Трасун вновь был назначен преподавателем латышского языка в семинарии до его перевода в Нарву. Ни Ф. Трасун, ни К. Скрында за преподавание латышского языка в семинарии вознаграждения не получали.
В это время российское правительство всеми мерами старалось ослабить влияние польских духовников на католиков ″не поляков″. Это очень чётко прозвучало в Записке Министра Внутренних Дел ″О деятельности католического духовенства, направленной на подчинение населения Западного края польскому влиянию, и о мерах борьбы с этим влиянием″ (1910 г.). В Записке предлагалось, в частности, назначать на высшие должности в епархиях "лиц не польского происхождения", а также "обязать ксендзов проводить дополнительные богослужения на местных языках". Конечно, в первую очередь имелись в виду белорусы, украинцы и русские. Однако очень внимательно (и даже сочувственно) царское правительство относилось к жалобам литовцев на засилье поляков в церкви, и достаточно благосклонно рассмотрело предложения председателя союза литовцев, направленные на ″восстановление прав литовского языка в церковной жизни″. Не были обойдены вниманием и латыши. Особенные надежды Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий возлагал на ксендза Никодима Ранцана, учитывая характеристику, которую в 1914 г. дал ему Витебский губернатор. Он отмечал, что Н. Ранцан ″состоит руководителем группы ксендзов, действующих против ополячивания латышей католиков″. Ещё раньше, письмом от 7 августа 1912 г. Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий не только утвердил новую дисциплину в Духовной семинарии – латышский язык, но выделил из своих средств 400 рублей в год специально на оплату его преподавания. Этим преподавателем, по согласованию с Департаментом, с 1912 г. и стал Иосиф Ранцан. С сентября 1914 по ноябрь 1916 года он исполнял обязанности военного капеллана и временно не состоял в семинарии, и вместо него латышский язык преподавал Михаил Дукальский (позже он был членом Капитула при Э. Роппе). Ректор семинарии Игнатий Балтрушис в рапорте на имя Управляющего Могилёвской Архиепархией просил выдавать причитающуюся плату новому преподавателю. Однако Управляющий Архиепархией епископ Цепляк в соответствующем письме в адрес Департамента фамилию преподавателя не указал. И в последующие годы (1914 и 1915) в ответном письме Департамент Духовных Дел подтверждал, что деньги за преподавание латышского языка выделяются Иосифу Ранцану, хотя он их не получал.
Когда Альфонс был уже выпускником семинарии, программа по латышскому языку была достаточно разработана. На 1 и 2 курсах 1915/1916 учебного года воспитанники проходили чтение по хрестоматии, грамматические и синтаксические правила и практические упражнения. На 3 и 4 курсах – литературу на латышском языке с 1850 по 1890 год. На 5 курсе – письменные практические упражнения и произнесение проповедей на латышском языке.
К тому времени, когда И. Ранцан, вернувшись в семинарию, стал преподавать, кроме латышского языка, и нравственное богословие, Альфонс Пастор уже окончил это учебное заведение. Однако в дальнейшем судьба их снова сведёт вместе не только на церковном поприще, но и на политическом, и на общественном: они оба будут идеологами и руководителями партии латгальских христиан и католиков, и оба будут представлять её в Сеймах.
В семинарии Иосиф Ранцан проработал до начала июня 1917 г., когда он был назначен вице-настоятелем Петроградского костела Св. Екатерины (вместо занимавшего эту должность Казимира Скрынды).
Стоит упомянуть ещё одного сотрудника семинарии, хотя он покинул её до поступления туда Альфонса. Речь идёт о графе Эдуарде О′Рурке: он преподавал немецкий язык (с 1907 г.) и церковную историю (с 1908 г.); одновременно он был настоятелем церкви Св. Станислава. Примерно через десять лет А. Пастор будет просить у епископа Э. О′Рурка о назначении в какой-либо латвийский приход; но об этом речь впереди.
Можно ещё добавить, что через год после поступления в семинарию (т.е. в 1911 г.) Альфонс неожиданно для себя встретил здесь двух гимназических преподавателей: немецкого языка – К. Галлера и природоведения – А. Шиманского, о которых говорилось ранее. Первый проработал в семинарии до 1917 г., второй – до 1916 г.
Интересно кратко обратиться к программе обучения, которую можно рассмотреть на основании расписания занятий в 1911-1912 учебном году. Хотя в общих чертах программа определялась Положением 1879 г., но некоторые изменения в ней в начале ХХ века всё же произошли. Так, на общеобразовательных курсах (первый и второй) появилось естествоведение. Произошли изменения и на богословских курсах (третий, четвёртый и пятый). Предметы, именовавшиеся в 1879 г. ″Священное писание, археология и катехизис″, а также ″Богословие нравственное и пасторальное″ (пасторское) были разбиты на самостоятельные дисциплины (соответственно, на три и на две). Дополнительно появились ″Священная история″ и ″Социология″. Суббота была учебным днём. Занятия продолжались ежедневно с восьми утра до часа дня. Три раза в неделю с трёх до пяти было ″Церковное пение″, на котором присутствовали все курсы (с первого по пятый). Некоторые дисциплины читались одновременно нескольким курсам. Так из общеобразовательных предметов первый и второй курсы слушали вместе лекции по предметам: ″Естествоведение″, ″Катехизис″, ″Священная история″ и ″Священное писание″. Все три старших курса одновременно присутствовали на следующих предметах: ″Латинский язык″, ″Гомилетика″, ″Каноническое право″, ″Священное писание″ и ″Священная история″. На некоторых дисциплинах объединялись или третий и четвёртый курсы (″Русский язык″ и ″Церковные обряды″) или четвёртый и пятый (все виды богословия и ″Социология″). На общеобразовательных курсах больше всего внимание уделялось латинскому языку (5-6 часов в неделю). Русским языком первый курс занимался 4 часа; второй – 2 часа, как большинством других предметов. Старшие курсы более углублённо изучали догматическое богословие (4-5 часов) и нравственное богословие (3-4 часа). Латинский язык на этих курсах преподавался всего один час в неделю; зато большинство предметов изучалось именно на нём.
Вместе с Альфонсом прошение о поступлении в семинарию подали 47 человек. Но 11 из них не представили документа об окончании четырёх классов гимназии и два человека не сдали экзамен за этот курс. К последним относились поступающие, окончившие только трёхклассное городское училище; подготовка их, видимо, была слабой. Таким образом, училось на первом курсе 34 человека. В следующем году также не все подавшие прошение смогли поступить в семинарию. В целях увеличения числа воспитанников Архиепископ-Митрополит Винцент Ключинский в письме от 11 января 1911 г. просил Министра Внутренних Дел сделать послабление и не следовать букве закона, когда речь идёт об образовательном цензе. В качестве обоснования своей просьбы он говорил о катастрофической нехватке священников (по подсчётам Консистории, в это время один ксендз приходился на 2815 верующих). С другой стороны, Митрополит ручался за уровень подготовки семинаристов. В этом же письме он сообщал, что ″из числа поступающих на первый курс семинарии кандидатов, оканчивают семинарский курс и принимают священство приблизительно третья часть″. Однако МВД не согласилось с доводами Архиепископа и неумолимо следовало установленным правилам.
В соответствии с этими правилами, помимо свидетельства об окончании пяти классов гимназии и метрической выписи о рождении и крещении, для поступления в семинарию Альфонс должен был представить ещё два свидетельства: от Петербургского градоначальника о благонадежности и от Двинского воинского присутствия об отсрочке воинской повинности (ведь ему было тогда 20 лет). С последним документом проблем не было. А вот свидетельства о благонадёжности пришлось ждать долго. Конфликтов с полицией у Альфонса не было, но похоже, не было в этом ведомстве и никаких данных о нём. Видимо, по этой причине справка о том, что ″неблагоприятных в политическом отношении сведений о Пасторе А. за время проживания в Санкт-Петербурге, в делах Управления Градоначальника не имеется″, была выдана только 1 марта 1911 г. Только после этого (16 апреля 1911 г.) Департамент Духовных Дел оповестил Консисторию о том, что ″не встречается препятствий к принятию в семинарию Альфонса Пастора″. И только тогда Альфонс официально стал воспитанником семинарии, хотя фактически он учился в ней с сентября 1910 г. Во всяком случае, в официальный список учащихся 1-го курса за 1910 г. Альфонс не вошёл. По разным причинам из 34 человек, зачисленных на 1-й курс, в списке числилось только 26 учащихся. Альфонс появился лишь в списке 2-го курса за 1911 г. В это время вместе с ним (включая его) обучался 31 воспитанник.
Среди однокурсников Альфонса были два семинариста, с которыми впоследствии ему придётся работать наиболее тесно, т.к. все они входили в число латышских священнослужителей, активно отстаивавших национальную латвийскую католическую церковь от польского влияния. Это были Пётр Апшиник и Юрий Каркле.
Пётр (Викторович) Апшиник в 1907 г. окончил городское трехклассное училище в Резекне и в декабре 1909 г. получил свидетельство о сдаче экзаменов на звание аптекарского ученика. Поскольку он поступал в семинарию менее чем через год после этого, то, также как и Альфонс, вступительные экзамены не сдавал. Кстати, ″аптекарским учеником″ был и другой однокурсник по семинарии – Антон Неманцевич, с которым позже Альфонс будет учиться в Духовной академии (на разных курсах).
Егор Каркле (так он значился в семинарии) окончил четвёртый класс гимназии при церкви Св. Екатерины, где он числился как Каркле-Дрянов Егор Якубов, в 1910 г. (он поступил сразу в третий класс – видимо, был хорошо подготовлен); затем он продолжил образование в семинарии вместе с Альфонсом. В дальнейшем Ю. Каркле принимал активное участие в деятельности партии христианских крестьян и католиков, председателем центрального комитета которой был Альфонс.
В следующем (1911) году в Семинарию поступили несколько человек, с которыми Альфонсу также придётся работать вместе. Владислав Зундо, будущий настоятель Варковского прихода, с 1941 г. исполнявший обязанности Альфонса на месте декана Даугавпилсского деканата, в конце 20-х – начале 30-х годов будет руководить приходской ячейкой упомянутой выше партии. Но значительно более близки Альфонсу были два других ″младших″ товарища: будущие епископы Болеслав Слоскан и Пётр Строд (оба поступили в Семинарию в 1911 г.). О них ещё речь впереди. Все трое перечисленные семинаристы (В. Зундо, Б. Слоскан и П. Строд) до этого окончили трехклассное городское училище.
В 1914 г., когда Альфонс был уже на последнем курсе, в семинарию поступил Антон Ольшевский (после окончания ″высшего начального училища″ в Прейли), в будущем также активный деятель партии христианских крестьян и католиков. В целях расширения влияния этой партии А. Ольшевский занимался созданием организации рабочих-католиков в Риге. Видимо, в этом направлении были некоторые успехи, и на одном из заседаний ЦК он предлагал даже переименовать партию в ″христианско-католическую партию крестьян и рабочих″, но это предложение не было принято. В это же приблизительно время он был депутатом Рижской городской думы от своей партии (в 1931-1934 годах). Впоследствии Альфонса и Ольшевского связывала не только партийная работа. У них были близкие приятельские отношения; они часто встречались в нерабочее время.
Время учёбы в семинарии подошло к концу. 12 мая 1915 г. Альфонс был рукоположен в священника. А на следующий день он (как и все выпускники) подписал ″Клятвенное обещание″ – своего рода присягу на верность императору Николаю II и всей императорской фамилии. Через неделю Альфонс получил разрешение на отпуск ″сроком впредь до назначения на должность″. На отпуск он выехал не в деревню Пасторы к отцу, а в Иллукст к брату Станиславу Пастору, который в это время работал на предприятии по производству колбасных изделий. А 14 июля Альфонс получил назначение викарным в Дагденский костел. Однако до этого (во время отпуска Альфонса) канцелярия Управляющего Могилевской Архиепархией (епископа И. Цепляка) вела оживлённую переписку, как этого требовали порядки того времени. Сначала было послано письмо Витебскому губернатору с вопросом, не встречается ли препятствий к назначению ″новорукоположенного″ ксендза А. Пастора викарным в Дагду, а заодно направлено письмо Петроградскому градоначальнику о том, что послано письмо в Витебск. После получения положительного ответа Витебского губернатора ему было направлено письмо уже о назначении Альфонса викарным в Дагду, и одновременно об этом назначении было сообщено в Духовную консисторию. Таковы были порядки, и за их неукоснительным исполнением следил Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий.
3 августа 1915 г. Альфонс Пастор направил рапорт Управляющему Архиепархией о том, что он прибыл на место службы в Дагду, где в это время настоятелем был Петр Будревич. Однако не прошло и пяти месяцев, как Альфонс получил новое назначение: 31 декабря 1915 г. он ″с увольнением от занимаемой им ныне должности″ был направлен также викарным в Прельский костел. Но уже 10 февраля 1916 г. Альфонс был возвращён в Дагду, где прослужил до конца лета. Так же недолго проработал на первом назначенном месте его однокурсник Петр Апшиник, с которым он вместе окончил семинарию. 14 июля 1915 г. П. Апшиник был назначен викарным в Прельский костел, а уже 27 ноября он был командирован ″в ведение Петроградского Декана для удовлетворения религиозных нужд пребывающих в Петрограде беженцев-латышей″. Примерно в это же время П. Апшиник становится членом комитета Латгальского общества помощи жертвам войны, основанного 28 августа 1915 г. в Петрограде. Его инициаторами и авторами уставов были Kазимир Скринда, Франциск Кемп и Янис Волонт. Кстати, в этот же первый комитет (состоявший из 15 человек и позднее расширенный до 21 члена) вошёл также Иван Гришан, с которым Альфонс учился вместе в гимназии. После активной работы в этом комитете Янис Гришан стал председателем Временного совета Латгалии (в 1917-1918 годах) и затем продолжил политическую карьеру.
28 июля 1916 г. Альфонс Пастор подал прошение Управляющему Могилевской Архиепархией с просьбой уволить его от должности и разрешить поступить в Духовную Академию за свой счет.
Автор: Пастор Владимир Евгеньевич Раздел: История России Дата публикации: 23.02.2015 12:06:10
Вас могут заинтересовать другие материалы из данного раздела:
Был ли шанс у Николая II предотвратить революцию?
Николай II - император, самодержец, последний русский абсолютный властитель. Но кем же он был на самом деле? Можно ли было предотвратить падение самодержавия, действительно ли так сильны были крестьянские и солдатские силы?.
История страны и история семьи тесно связаны. Ведь большая история складывается из историй и судеб отдельных людей, которые жили, учились, работали, защищали свою землю в определенный период при определенных обстоятельствах. И, наоборот, время, общественный строй диктовали им и стремления, и идеологию, и нравственные устои. Даже то, как одевались, в чем ходили наши прадедушки и прабабушки говорит и об уровне их жизни, и о нормах этики периода истории, в котором они жили..
Будущий прелат. Учёба в Санкт-Петербурге. Часть 1,2
Прослеживая судьбу латгальского юноши из крестьянской семьи эссе знакомит с работой дореволюционной гимназии при церкви Св. Екатерины, с составом воспитанников и преподавателей, акцентируя внимание на выходцах из Латгалии..
Скромный, добрый, работящий, всегда с улыбкой… Таким Алексей Дмитриевич Мельников запомнился всем, кто его знал. Наш земляк в годы Великой Отечественной войны боролся за свободу русского народа, и в мирное время он оставался верным своему долгу, жил по чести и по совести. .
Наследник славы села Сусанино. Почетный гражданин г. Прага
ежегодно наша страна чествует ветеранов Великой Отечественной войны. Но о них говорят в совокупности, как о великой армии. А ведь эта сила и мощь складывалась из отдельных личностей. И пока хоть один потомок ветерана Великой Отечественной войны будет жить, история к его деду, прадеду, прапрадеду, будет интересна последующим поколениям. Ведь вся сила народа в его прошлом..
Глава IV. Историческая география и политическая карта Чечни // Очерк исторической географии и этнополитического развития Чечни в XVI-XVIII веках
В течение исследуемого времени Северный Кавказ представлял собой весьма сложный, в национальном, политическом и религиозном отношении регион. Многочисленные народы края различались, хотя и не стадиально, в своем социально-экономическом положении и в культурно-общественном развитии..
«Все для фронта! Все для победы!» - под таким лозунгом проходила вся тыловая жизнь каждого в течение всех дней, пока шла война. Что дали фронту оставшиеся в тылу, в моей деревне, в основном женщины, дети и старики? Они дали несколько тысяч пудов хлеба, мяса, несколько тысяч литров молока, кроме продовольствия еще и одежда, и деньги. .
К вопросу о нахском этномассиве на Кавказе (I-ХIII ВВ.)
Хронологические рамки настоящей статьи мотивированы тем обстоятельством, что «аланская» эпоха на Северном Кавказе начавшаяся в первые века новой эры и характерная определенной стабилизацией и положительной динамикой этнополитического и хозяйственного развития заканчивается с татаро-монгольским нашествием. В течение ХШ в. происходит коренное изменение этнополитической картины в регионе Кавказа и Восточной Европы вследствие ордынского (монгольского) завоевания. .
Об Александре Сергеевиче Пушкине мы, кажется, знаем все. Как он влюблялся, как отправился в ссылку на юг, и как жил в ссылке в Михайловском, как он женился и как погиб на дуэли. .
