Когда вернулся в Куйбышев, то увидел, что в нем также как в столице гудела общественная жизнь. В библиотеке политической книги, которой руководила Людмила Гавриловна Кузьмина, собирались неформалы всех мастей и оттенков. Помню пришел на заседание Народного фронта поддержки горбачевской перестройки. Собрание вел молодой симпатичный высокий парень в костюме тройке, в белой рубашке с галстуком. Это был историк Серей Чичканов. У него горели глаза, жесты выражали экспрессию и готовность повести за собой народные массы даже на баррикады. Казалось дух Троцкого витал в этом помещении. Вдруг он увидел меня и закричал тонким голосом:" Почему здесь посторонние?" Я удивился:" Народный фронт, вроде бы для всех?" Прозвучал жесткий ответ:" Для всех, да не для каждого!" Я почувствовал себя лишним на этом празднике провинциальной демократии. В стороне оставаться не захотел и пошел на улицу Ленинградскую петь свои социальные песни. Они всегда имели поддержку и успех.
" На плацу"
Взгляд цветов печальный ты помнишь наизусть,
Башмачок хрустальный потеряла грусть.
Детство васильковое плачет вдалеке.
Звезды не увидишь на грязном потолке.
Черные кожанки приходят за отцом,
Медвежонок плюшевый раздавлен сапогом.
Лучше бы не видеть вовсе снов,
А не то приснится, приснится вновь:
Холодный ветер на плацу,
И слезы, слезы по лицу,
И руки жирные срывают галстук красный.
Залезла в сердце та рука,
И голос как из далека: "
Он сын врага народа, дети, ясно?"
Как же бесприютен сталинский приют,
Вохры - надзиратели, что ни день, то бьют.
Вот была бы мама, она б меня спасла,
Но "Маруська" черная и маму увезла.
Небо голубое в мальчишеских глазах,
Только в этом небе вместо солнца - страх.
Лучше бы не видеть вовсе снов,
А не то приснится, приснится вновь:
Холодный ветер на плацу,
И слезы, слезы по лицу,
И руки жирные срывают галстук красный.
Залезла в сердце та рука, и голос как издалека:
"Он сын врага народа, дети, ясно!"
В то время началась борьба за возвращение нашему городу своего исконного имени. Я не остался в стороне от этой темы.
"Сюртук"
Как приятно надеть дорогой мне сюртук
Этих старых самарских названий,
И себя ощутить хоть на пару минут:
Ты никто- нибудь, ты -россиянин.
Я пройдусь по Панской, где звучал Благовест
Церкви Троицкой, что возле рынка.
Ах, самарцы мои, вы несете свой крест,
Накормить бы вас всех по- старинке.
А названия новые нас с тобой жмут,
Как две туфли на левую ногу,
И взорвали собор, и засыпали пруд,
Заменили иконы и Бога.
Жизнь историю пишет один только раз,
Дубли делают после, в архиве,
Но живет наше прошлое в каждом из нас,
Пока имя Самара живо.
Каждый домик самарский - как томик стихов,
И сирень под окошком живая.
Гимназисты в саду пьют Абрау-Дюрсо,
И оркестр сейчас заиграет.
Дирижер сделал взмах: раз- два- три, раз- два- три,
Вальс есть вальс, он, конечно, прекрасен.
Ваши жизни погасят как фонари
По дороге к фальшивому счастью.
7 октября 1988г. очередной антимуравьевский митинг был разогнан ОМОНОм. Это вызвало настоящий шок среди населения. Партийно-хозяйственная номенклатура показала свои огромные кривые зубы. Были арестованы организаторы протеста, среди которых помню Марка Солонина, Юрия Никишина и Василия Лайкина. Когда пошли репрессии, тот самый красивый молодой человек в костюме тройке сразу ушел в сторону. Сидеть в камере с фурагами не входило в его планы. Площадь Куйбышева зачистили от протестующих с помощью инопланетян. Так в народе стали называть ОМОНовцев в полной экипировке со шлемами, щитами, дубинками. Все это возмущало, и я в качестве протеста пошел петь на Ленинградскую перед притихшей испуганной публикой:
"Лики"
С плоских ликов старых икон
Проникает в нас прошлое вглубь.
"Почему же ушел эскадрон,
Без меня?"- срывается с губ.
В пене холка гнедого коня,
Это сам девятнадцатый год.
В вечность конь ускакал без меня,
Я в безвременье роюсь как крот.
Я навылет пулей не сбит
В той кровавой гражданской войне,
Но без промаха в сердце убит
Всей бессмыслицей прожитых лет.
Учит мудрости выживать
Нас проклятый животный страх,
Кто привык от правды бежать,
Для того эта правда в ногах.
Говорят теперь:"Русских нет,
А есть помесь монголо -славян",
Но смотрю я куски старых лент,
Где Деникин еще молод и рьян.
Что ж Вы медлите, генерал,
Так вперед же, за Святую Русь!
Я в чапаевцев в детстве играл,
А сегодня я к Вам запишусь.
Пошлость прошлого бросило в след,
Как вы вынесете всех святых:
Среди мертвых вас еще нет,
Но уже нет среди живых.
Всюду лики новых икон,
И спасенья от ликов нет,
Над страною стаи ворон
Закрывают солнечный свет.
Меня много фотографировали, записывали. Вдруг раздался голос: "Милиция идет!" Зрители расступились, организовав коридор, по которому сбежал проходными дворами в сторону улицы Чапаевской. Воронов, который оставался еще там некоторое время рассказал, что на месте стихийного концерта появилось десятка два милиционеров. Они что-то пытались выяснить, но зеваки быстро растворились, кто куда. Через несколько дней о моем выступлении на центральной улице появилась заметка в "Волжской заре". На фотографии я сидел вместе со своим ньюфаундлендом по кличке Бони и пел под гитару в окружении зрителей. Под фото было написано, что горожане умеют петь, радоваться и далеко не каждый идет на поводу экстремистов. После этого некоторые неформалы, встречая меня, спрашивали: " Как я мог петь в то время, когда другие сидели в КПЗ?"
Выступления на Ленинградской для меня стали своего рода отдушиной. Там чувствовал себя свободным человеком и возникал живой диалог с горожанами. Каждую новую песню я нес туда как букет георгинов:
"Октябрь"
С мукой на рынок мы катили на подводе,
Глядим бежит толпа рабочих и солдат.
Мы оказалися ,как есть, в самом народе,
Васек кричит:"Муку сопрут, давай назад!"
Вот перед домом со статуями все встали,
Матросы смело двери выбили пинком.
Со стороны реки из пушки дали,
Под руки вывели очкастых мужиков.
Ах, братцы-братцы, это точно был октябрь,
Ах, братцы-братцы, двадцать пятое число:
В тот день какой-то пес в очко меня обтяпал,
Хотя обычно в карты мне везло.
На всякий случай Вася хвать в мешок статую,
Он в кожане подошел, сказал:"Не трожь!"
Еще добавил, мол такую раз такую,
А Вася тоже был не хил, взялся за нож.
Как снег на голову вдруг серые шинели ,
И прямо в лоб наводят пулемет"Максим".
Свою муку мы с Васькой пожалели-
В царство Небесное билет купили им.
Ах, братцы-братцы, это точно был октябрь...
И тот в кожане, славный малый, жал нам руки
И подарил на память черный пистолет.
Но как же было не обмыть нам этой штуки-
На самогон ее сменял один кадет.
Но, что за времечко чудесное случилось:
Всех стасовало, как колоду карт.
Огонь души у бывших погасило,
Нам это на руку с Васюткой в аккурат,
Нам коммунизма елекстричествой светила,
Лаврентий Павлович нас взял в свой аппарат.
Ах, братцы-братцы, это точно был октябрь...
Хочется заметить, что я оказался первым, кто стал петь на Ленинградской в то время. На это больше никто не решался долгое время.
Шаги "Гласности"
На Ленинградской после очередного стихийного концерта я познакомился с молодыми историками Владимиром Ненашевым и Андреем Ереминым. Они пригласили меня на празднование Дня комсомола в филармонию в конце октября 1988г.и сказали, что будет очень интересно. Я пришел и оказался свидетелем небывалого. Во время торжественного традиционного заседания микрофон взял простой комсомолец Андрей Еремин и вместо бравурной речи обрушился с уничтожающей критикой в отношении членов обкома ВЛКСМ и непосредственно в адрес самого первого секретаря товарища Манакова. Еремин говорил блестяще и искренне, образно и умно. Каждое слово становилось снайперским выстрелом, поражавшим прямо в сердце юных аппаратчиков. Таких выступлений в своей жизни я еще не видел. Оратор сначала ошеломил зал, потом покорил слушателей, а затем вызвал настоящий шок. Посрамленные работники обкома ВЛКСМ краснели, бледнели и готовы были провалиться сквозь землю. Каждое слово пригвождало их к позорному столбу. Помню такие слова: посмотрите на любого комсюка, это обычно маленький никчемный человечек, который думает, что он может вершить судьбы российской молодежи. Подобный человечек знает лишь дорогу в обкомовский буфет с черной икрой и мечтает об аппаратных благах, о финском унитазе и итальянских обоях. Еремин усиливал свои фразы , взмахивая рукой в сторону главного аппаратчика, вжимавшегося в кресло. После этого триумфа Ненашев предложил мне создать объединение "Гласность" из профессиональных историков и всем вместе начать трясти номенклатуру, пробуждая в ней стыд и ответственность за страну и судьбы миллионов людей.
Владимир Ненашев уже успел поработать в структурах областной советской власти под руководством аппаратчицы Сухобоковой. Однако Владимир Петрович не сошелся характером со своей начальницей и оказался выброшенным за борт. Однако, он, как человек деятельный, руки не опустил и создал неформальную дискуссионную организацию. В нее вошли пять историков с разными общественно-политическими взглядами. Сам Владимир Ненашев никогда отрицательно не высказывался о большевистских вождях, об октябрьском перевороте и социализме, он ненавидел аппаратчиков и чекистов, считая, что они извращают великие идеи создания бесклассового общества. Володя восхищался древним Римом, его стройной политической системой , отлаженным управлением и идеальным юридическим правом. Он отмечал, что любой император был бессилен перед частной собственностью всякого гражданина, даже своего кота он назвал Кассий.
Примерно те же взгляды имел в то время его друг Еремин, считавший, правда, что в стране правит охлократия и комплексанты. В команду вошел Володя Воронов, полагавший, что номенклатура не просто коррумпирована, но и завязана с международными преступными синдикатами. Я же в то время писал научную работу о том, что социализм - полная государственная монополия на средства производства, т.е. наивысшая фаза монополизма. Номенклатура в таком случае является коллективным собственником средств производства, а значит коллективным эксплуататором трудового народа. Отсюда я делал вывод, что социализм - такое же эксплуататорское общество, как и капитализм, только с отсутствием конкуренции, а значит всегда идущим по пути стагнации. При таком положении вещей аппаратчики не будут ни добрыми, ни злыми, они могут быть только хищными, алчными и циничными до мозга костей. Социализм я воспринимал, как тупиковое ответвление от столбовой дороги человечества. Вернемся к нашей деятельности.
Первым делом было решено после удачного выступления Андрея Еремина на праздновании юбилея комсомола провести общегородской диспут под общей темой : соответствует ли Ленинский союз молодежи требованиям времени? Ненашев получил в свое распоряжение зал экономического института. В назначенный день там собрались представители комсомола и свободные граждане. Молодые аппаратчики пытались противостоять потокам хлынувшей на них критики под общим лозунгом "Как волны Волги разбиваются о мол, так все реформы о комсомол". Победа над заскорузлостью оказалась оглушительной. Ненашев давил противника своими навыками аппаратной борьбы, Еремин душил красноречием, Владимир Воронов неожиданно жесткими высказываниями, а я исполнял политические песни под гитару. Комсомольцы были повергнуты и раздавлены силой народного возмущения.
"Новый забег"
Вот новый забег:
Мчатся ребята,
Кто первый, кто пятый.
Первый устал,
Второй упал,
Третий всех обошел
Мудрой дорогой через комсомол,
Но в вихре фраз
И он увяз.
А зрителей нет
И судей нет,
А есть только главный приз:
Кому то изысканный путь наверх,
Кому то без лифта - вниз.
Четвертый сел в папин авто.
Жизнь удалась, ему повезло,
Но кончился бензин
Звонков, и он один.
Пятый всем облизал
Ботинки, сапожки,
Но все зазря-
Лизал не тому, -
Ему
Говорят.
А кто же всех победил?
Тот, кто родился от природы дебил.
История знает один ответ:
России умному места нет.
Дальше мы стали готовить большой митинг во Дворце спорта на тему "Кто мешает перестройке?" В феврале 1989г. многотысячный зал был полон. Митинг вели Ненашев и Василий Лайкин, представлявший Народный фронт. В эту страшную для властей организацию входило всего три человека: Марк Солонин, Юрий Никишин и сам Василий Лайкин. Они считали себя настоящими революционерами и вместе ходили по проектным и научно-исследовательским институтам, доказывая советской интеллигенции, что ускорение надо применять к самой перестройке. Солонин написал даже какой-то манифест с экономическими выкладками, с которыми ездил в Москву к Андрею Дмитриевичу Сахарову.
Однако вернемся к митингу. Сначала представителям партийной номенклатуры вроде бы удалось перетянуть одеяло на себя, почти убедив собравшихся граждан, что нельзя потакать смутьянам и ускорять события. Тут к микрофону вышел человек в форме, представитель милиции. Все подумали, что он то заклеймит экстремистов, вбивающих клин между партией и народом. Однако оратор неожиданно обрушился на правоохранительную систему, не оставив от нее камня на камне. Это был Владимир Клименко, который ударил нашим противникам в тыл, ну прямо как засадный полк на Куликовом поле. После такого острого выступления, аппаратчиков стали захлопывать, а представителей неформалитета встречать как родных. На этом митинге я тоже спел несколько своих политических песен.
"В Самаре-городе"
В Самаре городе есть тысяча реликвий:
Голубой к примеру, скажем, сквер,
Иль Паниковский с гусем - шедевр великий,
На них равняется советский пионер.
В Самаре городе все девушки красивы.
В Азербайджане это каждый подтвердит.
В глазах горят такие перспективы,
И КВД на Венцека манит.
В Самаре городе на каждом шаге лозунг,
Но все живут здесь сами по себе,
И только Куйбышев чугунный, вставший позу.
Нам из тридцатых шлет пламенный привет.
У нас в Самаре все улицы разрыты,
И во дворах собаки воют от тоски.
Весной она похожа на корыто,
Где Бог стирает свои грязные носки.
Газетной ложью на ногу наступят,
Пустым прилавком в рожу наплюют.
И только Энгельс с Марксом, бровь насупив,
К нам коммунизма призрака зовут.
Борцов с царем сюда ссылали сдуру.
С тех пор прошла такая уйма лет:
От декабристской искорки окурок
Зажечь старается самарский диссидент.
Мне снится сон- в самарский порт вошла Аврора,
И на подмогу толпы с кольями бегут.
По Безымянке всюду ходят разговоры-
Мол, победим, и сахар сразу раздадут.
Но только Керенский пошел на контрмеры -
По телевизору пустил футбольный матч,
Вождям без очереди выделил квартеры.
Его с победой поздравляют, хоть ты плачь.
На следующий день в газете "Волжская коммуна" появилась угрожающая статья, что на митинге были допущены доморощенным певцом грубейшие нарушения, подпадающие под недавно введенную статью одиннадцать прим.
Наши диспуты
В конце зимы 1989г. вечером ко мне зашли Юрий Александрович Никишин, Марк Солонин и представитель московского неформалитета Олег Румянцев. Гость из столицы хотел послушать политические песни и руководители Народного фронта решили предоставить ему эту возможность. Врач Никишин тогда работал в центре по забору крови, а поэтому принес медицинский спирт, мы весело провели время. Солонин предупредил, что нельзя подходить к окну, так как чекисты считывают наш разговор с помощью лазера. Я осторожно подошел сбоку к окну и из-за занавески посмотрел на ночную зимнюю улицу. Там внизу, действительно, стояла машина, из которой в наше окно был направлен тонкий красный луч. Стало не по себе, но общение продолжилось. Свой мини концерт закончил такой песней:
"Кавалергард"
Зимний дворец, великосветский бал,
Кавалергард мазурку танцевал.
Вот объявили, прибыл Государь,
И двери в залу распахнул швейцар.
Мамзель заходит, с ней богатый коммерсант,
Он старику за гордый вид бросает франк.
Неоном режет "Рюси - отель",
Второразрядный паризьен бордель.
Зимний дворец, великосветский бал,
Как хризантема в вазе умирал.
Былого нет, и царь убит,
России цвет, и Бог забыт.
Заходит шлюха, с ней богатый коммерсант,
Он старику за гордый вид бросает франк.
Танцуют польку огоньки реклам,
А ночка тянется, как -будто бабл -гам.
Окончен бал, мазурку снег кружил,
Кавалергард столицу так любил.
У Вас в кудрях, эх, старина,
Как цвет садов вишневых - седина.
Светает, тает вывеска "Рюси - отель".
Работа кончена, метродотель.
Здесь на Монмартре встают чуть свет.
Автор: Демидов Андрей Вячеславович Раздел: История России Дата публикации: 24.09.2015 11:07:48
Вас могут заинтересовать другие материалы из данного раздела:
А.К. Казем-Бек как исследователь персидской литературы
Александр Касимович Казем-бек рано приобрел европейскую известность как ориенталист. В 1829 г. в возрасте 27 лет он получил почетное звание члена Британского Азиатского общества в Лондоне. В казанский период деятельности он плодотворно занимался иранистикой. .
Семьдесят лет прошло со дня окончания Великой Отечественной войны. Уходят от нас люди, видевшие страшное лицо войны. А мы можем узнать о тех событиях только из рассказов ветеранов, близких и родных, из книг, художественных фильмов. Мы не должны забыть этот страшный урок истории. .
В истории каждой семьи отражается история нашей страны, области: Великая Отечественная война, подъем целины, годы перестройки, репрессии и т.д. А хотелось бы мне начать с небольшой предыстории. Мой прадедушка, Плотников Михаил Григорьевич, родился ещё в Западно-Сибирском крае. Он прожил долгую, насыщенную событиями жизнь. До конца дней он сохранил ясный ум и хорошую память. Был интересным человеком и удивительным рассказчиком, писал стихи..
В начале Первой мировой войны Оттоманская империя придерживалась нейтралитета. 2 августа 1914 года между Турцией и Германией была заключена тайная конвенция, согласно которой Османская империя присоединялась к противникам Антанты..
Горно – промышленная деятельность Масаловых в XVIII в.
Намерение построить вододействующий завод созрело у Масаловых в 1728г. Максим Перфильевич Масалов обратился с челобитной в Берг – коллегию 8 июля 1728г. Он признавался, что еще ранее имел «охоту к переплавке в ручных горнах руды в чугун и в деле железа». .
Зоя Космодемьянская - подвиг, шагнувшая в вечность.
29 ноября 1941 года затерялось среди многих и многих дат боев, побед и поражений. Современная молодежь вряд ли помнит имя той, чьим подвигом озарен этот день. Да и не каждый взрослый сможет сегодня рассказать о трагедии, подарившей страшную известность..
Я живу в селе Старый Курлак. Это очень красивое место. Речка, лес, луга – раздолье. Всё вокруг знакомое и привычное. И, кажется, что ничего особенного здесь нет..
Во всех селениях на юге Воронежской области – от Осетровки до Кантемировки, от Новой Калитвы до Богучара, торжественно отмечают свой местный день Победы. Отсчёт ему начинается с декабря 1942 года. Тогда-то на тихом зимнем Дону ударила гроза - военная. Советская Армия в продолжение уже гремевшей на Волге Сталинградской битвы перешла в наступление в районе среднего течения Дона. В историю Великой Отечественной войны эта боевая операция занесена названиями «Сатурн» и "Малый Сатурн"..
Культурная революция в СССР как попытка создания новой идентичности
Культурная революция в СССР 1920-х - 1930-х годов стала одним из приоритетных направлений деятельности нового правительства. Необходимо было не просто создать новую идею, а сформировать новое мировоззрение, систему взглядов, которую разделяло бы большинство населения. .
