Февраль на дворе, в снежной буре столица, Сверкает жемчужиной «Зимний дворец», В приёмной на троне блистает царица, От южных окраин к ней важный гонец.
Со свитой на миг беглым встретилась взглядом, Тревогу в лице Панин отобразил, «Где худо стряслось»? «Не жеманничать (к ляду)»! И этот вопрос к полу всех пригвоздил:
«Не гневайся «Матушка», христопродавец, Себя именует покойным Петром, Опять Зимовейский донской самозванец, Явил в окаянстве свой лик бунтарём».
«Заели совсем воровские казаки, Смутили мошенники чернь к грабежу, «Дворянских детей» бьют нещадно собаки, Иль с камнем тяжёлым пускают ко дну».
«А в этом году в окурат на крещенье, Прибился «к их стойлу» расстриженный поп, За здравье царя, - «молвить мне с позволенья», Служил литургию безбожный холоп».
Гонец в полуслове оборван царицей, Вокруг напряжение вдруг возросло, В палатах дворца ходит цареубийца, И хрупкого счастья разбито стекло.
Вся мерзость из памяти лезет наружу, Щекочет испарина гневом чело, Бессильная ненависть к ложному мужу, И спазмами мщения горло свело.
В осаде стоят Оренбургские стены, За жерлами пушек замёрзшая степь, Пустые глазницы повешенных пленных, Ещё много дней будут в петлях скрипеть.
Промчатся вдали с диким визгом калмыки, Сугроб расшибёт вольный конь казака, Закрыв от пурги свои серые лики, Солдаты за бунтом глядят свысока.
«Со свитой в санях прокатил император», На тройке гнедых подбоченясь сидит. И звон бубенцов, за особою знатной, Голодному городу эхо вторит.
Гром пушек от стен бунтарей отгоняет, Пугнуть - бы, да порох нужней до поры, И гордо бунчук над собой поднимает, Лихой самозванец поверх головы.
И будет в том бунте подъём и паденье, И будет царица на троне робеть, Где эта граница предела терпенья,
Которую можно однажды стереть?
Повытянут клещи и жилы, и вены, Публично раскается сломленный вор, В разбойном приказе расспросят измены, И буйную голову срубит топор.
Но помнит - ли кто в смертный час Пугачёва, Вещающий с плахи в зевающий сброд: « Меня изведут, вы дождётесь другого,
Один день Бородинского сражения (записки подпоручика N***)
Хочу поведать Вам об одном дне моей жизни, который мне не забыть никогда… Это день сражения около селения Бородино… Наша рота расположилась подле рощи, совсем рядом с речкой Колоча. Следует сказать, что лучшего места для сражения и подобрать нельзя было. Колоча вытекала слева из большого леса и, заворачиваясь около правого фланга, впадала в Москву реку. На нашем берегу был высокий курган, будто предназначенный для обозрения пространства поля битвы. От кургана тянулись возвышения к левому флангу до леса. Русские воска располагались почти на семь верст протяжения. .
Разве может Время вылечить память? Ни время, ни что иное! Правда... Говорят, что есть одно средство… вода из Леты! Но эту торговую марку не производят в подлунном мире! Сигары и компьютерные игры… или в обратной последовательности? после смерти Гектора только и удерживали Приама на этом Свете. Он удалился от дел, порвал с женой, отдалил от себя младшего сына, Париса. Старик-Приам не был пуританином и после развода не чурался падких до дорогих подарков фотомоделей, но двоеженство претило даже его не строгому религиозному воспитанию. Ну, не хочешь ты жить с Эноной, - не живи! Сначала разведись, а после!.. Ибо жить можно, как хочешь, но поступать следует, как дОлжно!.
