1 | 2

Каннибализм в древнем мире: истоки формирования и проявления.

(Статья)Раздел: Всеобщая история
Автор: Медведева Анжелика
(Научный руководитель: Белоусов С.В.)

 

 Введение

   Какие ассоциации мы связываем с каннибализмом? Если судить об истории понятий каннибализм, так же как и людоедство, указывает на патологию в отношении само собой разумеющейся нормы. Но эта патология насчитывает не одно тысячелетие. Зародившись еще в древности, каннибализм процветает по сей день. Стоит отметить, что людоедство находит своё отражение не только в отсталых африканских странах, но и в развитых европейских, где каннибализм представляет собой один из основных обрядов, который проводят сатанистские секты. Частью сатанизма каннибализм стал только в Средние века, в древности его называли даже «божественной трапезой».

  Карта распространения каннибализма, изданная в Германии в 1893

Предметом данной работы стало рассмотрение каннибализма на раннем этапе исторического развития.

   Работа преследовала несколько целей:

- выяснить причины возникновения каннибализма

- рассмотреть его становление и проявление в древних цивилизациях

- установить связь между «божественной трапезой» и мировыми религиями в древности

   Актуальность данной темы заключается в том, что такое явление как каннибализм находит свое отражение и в новейшее время. Людоедство, именовавшиеся в древности «божественной трапезой» в XXI веке зовется «бесовской» и является главным ритуальным действом практически всех сатанистскх сект. Проблема каннибализма насчитывает немало столетий, и чтобы разобраться в ней, надо изучить историю становления этой проблемы и заглянуть в древность.

 

I.Основная часть

1. Возникновение каннибализма

    Название «каннибалы» произошло от «кани́ба» - имени, которым называли до Колумба жители Багамских островов обитателей Гаити, ужасных людоедов. В мифах, преданиях, языке, верованиях, обычаях имеются указания и на то, что каннибализм не был чужд и предкам культурных народов. Следы его можно отметить в мифологии греков, в преданиях и сказках немцев, славян и т. д. Некоторые исследователи предполагают даже, что людоедство характеризует собой одну из стадий развития — род болезни, через которую должно было пройти всё человечество, все племена в известный, более или менее отдалённый период их жизни. Доисторическая археология дает тому достаточные подтверждения. Были замечены как будто некоторые следы людоедства в отложениях каменного века (пещерах) Бельгии, Италии, Франции, даже в некоторых древних могилах или курганах; но, следы эти очень редки, недостаточно явственны и некоторыми признаются совершенно неубедительными, а во-вторых, известно много пещер и мест погребения, давших обильные остатки каменного века, в том числе и остатки человеческой трапезы, расколотые и иногда обглоданные кости различных животных — но между ними не было найдено ни одной подвергшейся подобному же раскалыванию или обгладыванию кости человека. Не подлежит, однако, сомнению, что каннибализм прежде был распространён гораздо шире, чем теперь, и что следы употребления человеческого мяса в смысле непосредственного питания им или в религиозных, суеверных и символических целях замечены у многих народов.

    Человек в его естественном состоянии, судя по всему, вообще не был предрасположен к употреблению мясной пищи, не говоря уже о мясной пище определенного рода, – вне этой гипотезы было бы довольно трудно объяснить повсеместное существование обрядов, имеющих целью, как выражаются этнографы, «умилостивить дух убитого и съеденного животного» ¹. Причем, чем архаичнее по своему типу общество, тем сильнее выражено это ощущение: мы обнаруживаем его не только у охотничьих племен, но и у скотоводов на раннем этапе их существования – везде было запрещено есть мясо «просто так», без всевозможных обрядов, являющихся своеобразной формой извинения. Судя по всему, легенда о «золотом веке», когда человек довольствовался растительной пищей, имеет под собой реальное основание. Одним словом, по представлениям древних, есть мясо животных было «нехорошо», но в ряде случаев необходимо. В поедании же человеческого мяса необходимости никакой не было – и тем не менее каннибализм имел место. Какими же соображениями руководствовались те, кто ввел (несомненно, преодолевая огромное сопротивление) этот специфический обычай? В расхожем представлении, каннибал – это дикарь, поедающий убитого врага, чтобы продемонстрировать свои положительные качества – ум, отвагу и прочее. Этот вид каннибализма, популярный в обществах милитаристской ориентации, представляет из себя не более чем изменившуюся форму настоящего ритуального каннибализма, – таким крайним средством пытались укрепить в себе воинский дух. От ритуального действа эта бравада отличалась тем, что не требовала того особого эмоционального настроя, который характерен для настоящих, убежденных людоедов. Врагов своих поедали, как правило, для того, чтобы утвердиться в глазах окружающих, без особой охоты, а то и с прямым отвращением. В основе же настоящего каннибализма лежат не социальные, а глубоко личные мотивы, и особого насилия над собой тут не требуется. Есть версия, что каннибализм возник на основе таинства причащения. История этого таинства восходит к первобытной эпохе, когда люди верили, что, съедая мясо жертвенных животных – предка и покровителя рода, можно приобрести его качества (ловкость, силу и др.) Обычно предполагали, что жизненная сила находится в сердце, печени, почках. Но главным носителем жизни считалась кровь. Возникнув на ранних стадиях тотемизма, мистический обряд существовал долгое время, приобретая подчас самые неожиданные формы и смысл. В некоторых племенах ели сердца убитых врагов, чтобы получить их храбрость. Каннибалы пили кровь поверженного противника, чтобы завладеть его силой. У туземцев Океании было распространено представление, что поедая печень убитого, человек тем самым приобретает его храбрость. Верили также, что божественные животные, или тотемы, могут передавать свои свойства тому, кто их ест. Является установленным фактом, что жертвоприношения животных возникли в качестве замены человеческих жертвоприношений в процессе эволюции религиозных воззрений древнего человека.

 

2. Проявления каннибализма в восточных цивилизациях

   Наиболее ранние проявления каннибализма нашли свое отражение в древних восточных цивилизациях.Во фрагментах расшифрованных клинописных табличек одного из периодов истории древнего Шумера приводится пример подобного случая: «один видный вельможа вкусил вассала. Но кроме жены вельможа получил сонм кредиторов» ². Правильный выбор партнёра по ритуалу в высших кругах считался мудростью, в низших — хитростью. И то, и другое было в почёте. Конечно, существовали и некоторые проблемы нравственного плана, связанные с обычаем, но, как правило, они были решены на уровне подсознания. Так, например, чтобы унаследовать имущество родителей дети должны были их съесть, причём не всегда можно было предугадать, когда они собираются это сделать. Да, обычай этот вносил некоторые неудобства в жизнь людей, но любой обычай таков.

   Любопытно, что ведущую роль в наиболее архаичных обрядах каннибализма играли, судя по всему, женщины. Мотив, который заставил их заниматься этим, был довольно прост, но для женщины существенен – желание сохранить молодость. Кроме того, это приносило массу ярких впечатлений, поскольку съедали, как правило, своих любовников. Как, в общих чертах, происходил этот обряд, можно представить, отталкиваясь от одного из древнейших известных мифов – шумерского мифа об Инанне и Думузи, который, как и многие древние мифы, являлся иносказательным отражением конкретного ритуала. Итак, Инанна (или жрица Инанны, что по шумерским понятиям одно и то же) попадает в подземный мир, откуда ее необходимо вызволить. Сделать это в принципе возможно, но требуется некто, кто отправился бы туда вместо нее. Инанна хочет неопределенно долго длить свое физическое существование, а для этого нужна чужая жизнь, – и не в каком- то метафорическом смысле, а во вполне конкретном – в виде «чужой плоти и чужой крови». Кто же вызволит Инанну из затруднения? Разумеется, не те правители шумерских городов (в мифе они описаны как божества этих городов), которые нередко были любовниками жриц Инанны, – их общественный статус делал для них это удовольствие безнаказанным. Нет, отдать за Инанну жизнь должен некий особый и довольно загадочный персонаж – пастух-царь Думузи, супруг Инанны. Загадочен он прежде всего потому, что царем, по сути дела, не является. Хотя он восседает на троне, окруженный всевозможной роскошью, он не обладает никакой властью, в том числе и над собственной жизнью, никто не спрашивает, согласен ли он стать спасителем Инанны. Судя по мифу, он самым решительным образом на это не согласен – когда наступает время, с него срывают царские одежды и царские знаки достоинства и отправляют в подземный мир. Ясно, что термин «царь» употреблен здесь в иносказательном смысле. Зато другие характеристики Думузи – «пастух» и «супруг Инанны», судя по всему, имеют отношение к его реальному положению ³.
   То, что Инанна выбирает себе в спасители пастуха, вполне понятно: кровь, чтобы иметь целебный эффект, должна быть максимально «свежей», а для этого жертва должна вести «здоровый образ жизни» – например, пастушеский. Кроме того, пастухи, как правило, находились на периферии общественных отношений, и их периодическое «исчезновение в подземном мире» не приводило, по-видимому, к особо крупным скандалам. То, что пастух становится «супругом» Инанны, также вполне понятно – из всех возможных кандидатов на «замену» жрицы, несомненно, отбирали наиболее привлекательных. Новоявленный «царь» некоторое время, не больше года, жил действительно по-царски, любые его желания выполнялись немедленно, что было вызвано не столько гуманными соображениями, сколько заботами иного рода – предполагалось, что кровь и плоть человека, «получившего от жизни все», обладает самым широким спектром чудодейственных возможностей. По прошествии этого срока «царя» лишали его регалий, подвергая при этом всяческим унижениям, и убивали. Его кровь тщательно собирали в особый сосуд, затем жрицы выпивали ее в торжественной обстановке, а мясо съедали. Эти трапезы, по мнению их участниц, возвращали им молодость, наделяли сверхъестественной красотой, мудростью. Ритуальное убийство приурочивали к определенному сроку – к концу зимы; поскольку предполагалось, что кровь Думузи возвращает молодость Инанне, нетрудно было расширить метафору в том смысле, что она же возвращает молодость и всей природе. Конечно, шумерские жрицы прекрасно понимали, что весна наступит независимо от того, будут они заниматься людоедством или не будут. Так и ацтекские жрецы понимали, что солнце для того, чтобы светить, вовсе не нуждается в человеческой крови. Тем не менее, подобная метафора была удобна – она сообщала происходящему некий романтический оттенок, а самое главное – придавала обряду общественное значение, получалось так, что вроде бы и на урожай надеяться можно только в том случае, если в должное время будет пролита кровь «царя-пастуха». По всей видимости, уже довольно рано была введена в обращение и формула «Думузи воскрес», имевшая два значения: неопределенно-поэтическое – в том смысле, что пришла весна, а это значит, что принесенный в жертву умер не зря, а, следовательно, и не умер вовсе и т.п., – и вполне конкретное – каждый год выбирался «новый царь».
    Помимо того, что каннибализм общественно и даже космически полезен, придумывались и другие мотивировки этого акта – например, та, что принесенный в жертву был «сам виноват». Подобный мотив широко распространен у народов, занимающихся охотой. Однако в глубине души участницы обряда понимали, что подобные объяснения происшедшего стоят немного, поэтому в ходу была еще одна характерная формула: «Убит-то он, по сути дела, все-таки безвинно, но… не нами». Кем – принципиальной роли не играло, – в финикийском варианте этого мифа Адониса Думузи убивает дикий кабан, в критском варианте – Думузи Ясион погибает от молнии Зевса; в типологически близком скандинавском мифе о Бальдре в гибели последнего виноват Локи, «негодяй по призванию», – боги «просто так», «для забавы» стреляли в Бальдра из лука, искренне полагая, что он неуязвим, но Локи ухитрился как-то так все подстроить, что против всех ожиданий Бальдр в конце концов оказался убитым – к неподдельному горю всех участников забавы. Так или иначе, «настоящего виновника» находили и осуждали, убитого же оплакивали. Это «оплакивание»,которому самозабвенно предавались жрицы Инанны, представляет собой один из интереснейших феноменов человеческой психики. Впрочем, оно длилось недолго, поскольку убитый, как уже отмечалось выше, вскорости «воскресал». Обряды, аналогичные описанному, имели широкое распространение, – их следы обнаруживаются в Месопотамии, в Финикии. Существовали, по всей видимости, и обряды другого рода, предполагавшие употребление в пищу мяса уже не любовников, а собственных детей, что проявилось в античной мифологии.Можем мы проследить в истории и весьма древнюю традицию прямой и вполне беспощадной борьбы с каннибализмом. В Китае племенной союз Чжоу уничтожает государство Шан, поскольку, по мнению Чжоу, последнее «нарушило волю неба»: с приходом Чжоу к власти человеческие жертвоприношения, имевшие в период Шан повальный характер, прекращаются совершенно ⁴.

   Каннибализм находил отражение и среди семитских племен.Да и среди самих западных семитов образовалась традиция, достаточно сильная для того, чтобы вывести целый народ (древних евреев) за черту связанной с каннибализмом ритуальной практики. Сделать это было отнюдь не просто, о чем свидетельствует ветхозаветное предание об Аврааме – никакой народ не стал бы приписывать своему прародителю намерение (пусть и неосуществленное) зарезать и сжечь собственного сына. О полном сожжении речь могла идти далеко не во всех случаях, если б не были живы в памяти соответствующие обряды, поддерживаемые достаточно мощной организацией в среде самих евреев. Тем не менее, «религия завета», категорически запрещающая человеческие жертвоприношения, в конечном счете, возобладала. Был введен единый, обязательный для всех евреев культ и запрещено участие в других культах – не из-за стремления к какому-то выдуманному кабинетными учеными «монотеизму», а единственно по той причине, что все прочие культы, существовавшие в конкретном, ханаанейском окружении, человеческие жертвоприношения предполагали. Таким образом, к моменту установления римского господства в Средиземноморье, с каннибализмом было, в общем, покончено. Культ Инанны-Астарты давно утратил свою специфику, воспоминания о которой сохранились только в легендах .

 

3. Каннибализм в античности

   В античной литературе наиболее ранняя оценка каннибализму принадлежит, как известно, уже Гомеру: циклоп Полифем пожирает спутников Одиссея и заслуживает оправдываемой по контексту мести. Гомеру вторит Гесиод: антропоморфный Кронос пожирает своих детей и тоже заслуживает кары ⁵. Чем больше упоминаний о людоедстве, тем больше устрашающих и недвусмысленных в своей морали эпитетов. Людоедство — либо преступление, либо наказание, бесчестящее не только людей, но самих богов. Тантал, испытывающий всеведение богов, угощает их мясом своего сына Пелопса, и наказывается за это вечными муками. Бросая вызов богам, Атрей мстит Фиесту, подавая ему в качестве угощения мясо его собственных детей. Ужасна месть Прокны, скармливающей своему мужу Терею убитого ею сына Итиса. Реальность каннибализма — это реальность нечеловеческого, беззаконного опыта. Людоеды, обитающие, по Геродоту, на севере Скифии, досягаемы с географической точки зрения, но свидетельствуют о том же, о чем свидетельствуют истории Полифема,  Кроноса или, например, похищающей и пожирающей детей Ламии ⁶. Людоед — нелюдь, и само его существование, вынесенное за границу общественной жизни, символично, представляется пограничным к человеческому сознанию и социальному порядку. Одним словом, имеющиеся факты достаточно убедительно указывают на то, что в Греции микенского периода, в Финикии, Карфагене, возможно, на Крите – детей ели, причем, именно собственных. Из каких соображений это делалось – догадаться нетрудно, тем более, что миф о Кроносе, центральный для ритуальной практики подобного рода, разъясняет – Кронос поедал детей, боясь, что они лишат его власти. Иными словами, он ощущал их молодость как угрозу себе, но в то же время и как некую силу, которую можно у них отнять и «присвоить» ⁷. Можно так сформулировать точку зрения адепта подобных обрядов: «поедание сына возвращает отцу молодость», а также, следуя определенной логике, наделяет «сверхъестественной силой, властью» Изображая людоедство как примету действительности (мифологической или исторической), противостоящей человеческому обществу античные авторы упоминают о каннибализме, чтобы лишний раз подчеркнуть превосходство своей собственной культуры над культурой чужаков. Так, Ювенал, описывая в одной из своих сатир вражду двух египетских городов, Омба и Тентиры, изображает, как победители пожирают пленных: 

Падает кто-то из них, убегающий в крайнем испуге,

Пал кувырком — и в плену! Тут его разрубают на части:

Много кусков, чтоб его одного хватило на многих, —

И победители съели его, обглодали все кости,

Даже в кипящем котле не сварив, не втыкая на вертел:

Слишком им кажется долгим огня дожидаться, немедля

Труп пожирают сырой, находя наслаждение в этом  ⁸

   Дикость египтян усугубляется тем, что они не только людоеды, но и тем, что человеческое мясо они едят сырым. Противопоставление сырого и вареного, позже Леви-Стросс опишет как фундаментальную оппозицию природы и культуры. Это людоедство вольное, а не вынужденное. Вспоминая ниже басков, вынужденных в годы войны есть человеческое мясо, Ювенал их если не оправдывает, то по меньшей мере извиняет («К ним Судьба была зла, доведя до последней страшной нужды при долгой осаде») ⁹. Однако и вынужденное людоедство, при всех оговорках, остается все-таки людоедством, обнаруживающим меру человеческой дикости. Юлий Цезарь в «Записках о Галльской войне» описывает осаду города Алесии, защитники которого перед лицом голодной смерти обсуждают допустимость людоедства. В пользу людоедства высказывается один из вождей галлов Критогнат, напоминающий соплеменникам аналогичный пример из войны предков с кимбрами и тевтонами. В изложении Цезаря речь Критогната — речь варвара, заслуживающая внимания «по своей исключительной и безбожной свирепости» и демонстрирующая позицию, оправдывающую действия самого Цезаря: враги, предпочитающие людоедство римскому подданству, едва ли могут вообще называться людьми.

   Примеры можно множить, но любопытно, что именно в античности мы находим попытку подойти к людоедству с иной точки зрения. По изложению Секста Эмпирика, для стоиков — «примером их благоволения к умершим будут наставления в людоедстве. Ведь они считают, что нужно есть не только мертвых, но и свое собственное тело, если случится какой-либо его части быть отрезанной. Хрисипп сказал в труде “О справедливости” так: “Если отпадет от членов тела какая-либо часть, годная в пищу, то не следует зарывать ее, ни отбрасывать в сторону, но надо съесть ее, чтобы другая часть возникла из наших частей” ¹⁰. В сочинении “О долге”, рассуждая о погребении родителей, он выразительно говорит: “По кончине родителей надо погребать их как можно проще, как если бы их тело ничего не значило для нас, подобно ногтям или волосам, и как если бы мы не были обязаны ему подобным вниманием и заботливостью. Поэтому если мясо родителей годно для пищи, то пусть воспользуются им, как следует пользоваться и собственными членами, например, отрубленной ногой и тому подобным”» ¹¹.  В «Сатириконе» Петрония (60-е гг. I в. н.э.) Евмолп оглашает завещание, обязывающее наследников съесть его труп. Свое условие Евмолп аргументирует, ссылаясь на исторические прецеденты:  «Так вот сагунтинцы, Ганнибалом теснимые, ели человечину, а ведь наследства не ждали! То же делали изголодавшиеся петелийцы, а ведь они не искали ничего, кроме утишения голода. А когда взял Сципион Нуманцию, нашли и таких матерей, что в руках держали собственных детей обглоданные тела» ¹². 

   Каннибализм имеет своим объектом не столько само людоедство, сколько связанного с ним табу. С рациональной и с исторической точки зрения табу это не безусловно, — людоедство может быть оправдано, как у стоиков или по меньшей мере спровоцировано, как у Петрония. Но если человек может оказаться людоедом, почему он не должен им быть? Вопрос о людоедстве ставится с этой точки зрения, прежде всего, как вопрос о самом человеке — о том, кем он может и кем он должен быть. «Например, когда мы едим, дышим или непроизвольно отдергиваем руку от пламени, наши действия ничем не отличаются от тех, какие совершают животные. Но в собственно «человеческих действиях», как бы просты они ни были (не говоря уже о таких высоких уровнях, как моральные действия), обязательно наличествует это самое «как должно быть», пронизывающее, таким образом, всю сложную иерархию человеческой деятельности сверху донизу». 

   Представление о людоедстве балансирует на грани родового и социального, но поскольку важность социального идеологически представляется более значимой, постольку каннибализм не столько оправдывается в качестве «природного» сколько осуждается в качестве «антисоциального». Например, казнь доносчика Филолога, выдавшего убийцам Цицерона: вдова Квинта, брата Цицерона, Помпония, получив право на расправу с Филологом, заставляла его отрезать куски мяса от собственного тела, жарить и есть их. Именно с такой функциональной точки зрения каннибализм подобен инцесту — нарушению другого важнейшего для европейского мира табу. В вышеупомянутом мифе об Атрее, Фиесту, просящему у оракула средство отмщения, оракул велит вступить в отношения с собственной дочерью, от которой родится будущий мститель — Эгисф. В мифе о Климене и его дочери Гарпалике тема инцеста также соседствует с темой людоедства: дочь состоит в кровосмесительной связи с отцом, пожирающим родившегося от него сына. С точки зрения историко-культурных ассоциаций связь каннибализма и инцеста поддерживается также мифом об Эдипе. Образ Сфинги, загадывающей Эдипу свою знаменитую загадку, однако, что сама Сфинга — получеловек-полузверь — не только загадывает загадки, но и пожирает людей. Загадка Сфинги — это вопрос о человеке, заданный самому человеку ¹³.

   Ритуальное причащение мясом животного встречается в религиях почти всех народов. Посвященные в таинства древнегреческого бога Диониса пожирали мясо растерзанного ими быка или козла, в которых, по верованиям греков, воплощался этот бог.

   В эпоху античности теофагия (богоедство) приняла смягченную форму: бога стали есть в виде хлеба и вина. Особенно широкое распространение в эпоху Римской империи получили восточные культы сирийских богов Аттиса и Кибелы и иранского бога солнца Митры. Причащение в мистериях Аттиса и Митры играло большую роль. Поклонники Аттиса не видели разницы между своим причащением и христианским. Сохранилось множество изображений "тайной вечери" Митры: за столом, в лучах солнца восседают Митра и ученики, лежит хлеб и стоит чаша с вином. Все поклонники Митры собирались на общие трапезы, во время которых вкушали хлеб и смешанное с водой вино. Теологи объясняли полное сходство митраистского и христианского причащений "кознями дьявола".

 

4.Связь каннибализма с древними мировыми религиями

 

   «При виде их придут в смущение люди и начнут они бегать и укрываться в горах и в пещерах. И в гробах умирать начнут от страха их. И будет некому хоронить их грешные тела. Ибо люди, шедшие с севера, есть начнут плоть человеческую и кровь пить как воду. И все есть начнут нечистых и гнусных змей и скорпионов и других гадов, и зверей всяких, и мертвечину всякую» (1 Кор. 11: 24; Лк. 22: 20)

   Если посмотреть, как совершается святое причащение в христианстве, то можно открыть много интересных деталей, которые в какой-то степени связанные с каннибализмом. В причащении, так называемой «проскомидии» ритуально воспроизводятся все моменты распятия Христа посредством совершения магических действий над хлебом и вином. Ритуалы проскомидии носят все характерные признаки магии, употребляемой как в языческих культах с самой древности, так и в практике иудаизма. Принцип симпатической магии заключается в перенесении действия, совершаемого над тем или иным материальным субъектом, на сам объект. Чтобы раз за разом получать "истинные" кровь и тело Христа, надо регулярно совершать его ритуальное убийство. Такое символическое пролитие крови и убийство, сопровождаемое заклинаниями, обязательно должно вызвать "чудо" пресуществления, т. е. превращения простых хлеба и вина в настоящие тело и кровь. Если всё выполнено канонически правильно и совершено священнослужителями, то это само по себе гарантирует эффект превращения. Термином "пресуществление" называется перемена естества хлеба и вина, которые таковыми остаются только внешне и в ощущении, а на самом деле это настоящие тело и кровь Христовы. "Стремление к “реальности”превращает священнодействие в трапезу, в которой "раскусывали Божество зубами".Из этого текста вытекает еще одно интересное обстоятельство. Если крестная жертва была принесена Иисусом Христом, то теперь её приносят священники, и притом тоже "за всеобщее искупление". Таким образом священство представлено здесь в качестве совершающего искупительную функцию путем повторения жертвы Христа. Совершая ритуальное убийство Христа в алтаре, они распинают его заново ("обновляют") и получают натуральные кровь и тело для их последующего ритуального поедания. В качестве другого аргумента приводится речь Иисуса. В ней Иисус провозглашает необходимость для обретения вечной жизни вкушения "хлеба живого", которым он объявляет свою "плоть". Очевидно, вера иудеев как раз и состояла в том, что они поняли слова Иисуса о плоти и крови буквально и искали его убить с целью ритуального поедания. Когда Иисус выдвинул такое ужасное против них обвинение, никто из них не стал отрицать этого или оправдываться, но они продолжили спор в русле вопроса своего происхождения. Спаситель обвинил их в непонимании его речи и в нежелании слушать, то есть правильно понять его учение.

Автор: Медведева Анжелика
Раздел: Всеобщая история
Дата публикации: 08.10.2011 16:54:13

1 | 2
Подписывайтесь на наш телеграм-канал
Вступайте в нашу группу в Вконтакте

Другие социальные сети:


Поделиться материалом в социальных сетях:

Вас могут заинтересовать другие материалы из данного раздела: