Одной из ярких особенностей, маркирующей культуру поволжских финнов эпохи средневековья, являются захоронения женщин с литейными принадлежностями (льчками, литейными формами, кусочками металла). На других территориях, в большинстве случаев пограничных с финно-угорским населением) они встречаются редко, не имеют строго стандартного набора и определенного местоположения в погребении (рис. 1).
Наиболее полных обзор захоронений с льячками, в том числе и поволжских финских народов) в 80-е годы сделала Л.А.Голубева, которая выделила 2 этапа: 1 – конец V– VIII вв., 2 – IX– XII вв. В основу выделения этапов положен уровень развития литейного производства. В настоящее время источниковая база расширилась, в памятниках указанной территории известно 28 комплексов в марийских могильниках, 43 муромских захоронения, более 105 погребений с предметами, которые возможно отнести к литейным принадлежностям (табл. 1). В свете новых материалов возникла возможность оценить участие женщин, захороненных в этих погребениях, не только в области развития ремесла, но и выявить их роль в социальной жизни (носители этнической традиции, занимающие высокий социальный статус) и культовой практике (хранители домашнего очага и рода, знахарки). В статье сделана попытка выявить характерные особенности каждого этапа с учетом многофункциональности института женщин-«литейщиц».
1 этап. Л.А. Голубева определила его хронологические рамки в пределах конца V–VIII вв. с учетом, что в число рассматриваемых захоронений включила погребения азелинской культуры (Голубева, 1984) По-нашему мнению, азелинские захоронения существенно отличаются от погребений с литейными принадлежностями поволжских финнов, о чем уже шла речь в предшествующих публикациях (Никитина, Ефремова, 2011а). Поэтому в рамках указанного периода погребения азелинской культуры не взяты во внимание.
Количество захоронений этого этапа немногочисленно – 11 экз. (мордовские: п. 6 Старшего Кужендеевского (Жиганов, 1959. С. 93), п. 56 Армиевского (Рыков, 1930), п. 55 Усть-Узинского[1], п.VII Томниковского (Голубева, 1984. С. 77-78); муромские: пп. 9,12 Желтухинского (Уткин, Черников, 1994. С. 41-66), п.134 Безводнинского (Краснов, 1980, с. 175-176), пп. 76, 61 Малышевского (Дубынин, Малышевский могильник. С. 388-390; Дубынин. Отчет 1947 г. С.12-14), п. 9 Хотильмского (Дубынин. Отчет 1945 г. С. 98) и п. 3 на «Чортовом городище» (Халиков, Безухова. 1960. С. 20-21).
Погребальный обряд представлен трупоположением. Обращает внимание, что значительная часть погребений имеет необычное положение. Погребение 12 Желтухинского могильника, по определению исследователей памятника, является вторичным и состоит из трех кучек разрозненных костей и вещей. В п. 9 Хотильмского могильника обнаружены остатки черепа человека, поставленного теменной костью вверх, лицевой частью к центру могилы. Около черепа находились вещи: медная булавка, согнутая под углом с заостренным концом плоская проволочка, льячка, часть бубенчика, обломок пластинчатого браслета, кость трубчатая, вокруг черепа небольшое количество жженных костей. У восточного края могильного пятна найден череп свиньи. Хотильмский могильник сильно поврежден поздним антропогенным воздействием и необычность захоронения, на первый взгляд, можно объяснить его потревоженостью. При внимательном рассмотрении выявляются детали, которые все-же позволяют его считать в большей степени необычным, чем разрушенным. Во-первых, контуры его прослежены при вскрытии. Во-вторых, положение черепа совпадает с положением черепа в непотревоженном погребении 32 «Нижней стрелки», которое с захоронением литейщицы образует единый комплекс.
Аналогичное захоронение было обнаружено в Малышевском могильнике. В одну могильную яму значительных размеров были помещены женщина с льячкой (№ 76), мужское трупоположение (№ 77), с правой стороны от мужчины в ногах у края могильной ямы человеческий череп с украшениями, поставленный шейным отверстием (№ 77-а). В могильной яме также зафиксирована кость свиньи.
В свете полученных материалов можно по-новому взглянуть на погребение 3 могильника на «Чортовом городище», где на площади 1,8 х 1,0 м на глубине 20-30 см были обнаружены фрагменты костей, украшения, фрагменты литейной формы и льячка. Исследователи памятника определили эти вещи как остатки потревоженного захоронения. Не исключен и характер необычного вторичного или частичного захоронения.
В погребениях первого этапа не обнаружены кусочки олова в погребениях, но в ряде захоронений зафиксированы следы охры. В погребении 12 Желтухинского могильника вещество, напоминающее охру, было положено в матерчатый мешочек, затем в берестяной короб, поставленный совместно с кучкой вещей в северной части могильной ямы. Использование охры в погребальном обряде, по мнению М.Ф. Косарева, свидетельствует о желании сородичей предотвратить агрессивное отношение покойников к живым (Косарев, 2008. С. 110).
В некоторых погребениях обнаружены предметы (удила, псалии), характерные для всадников (п. 134 Безводнинского, п. 9 Желтухинского, п. VII Томниковского могильников), что также выделяют женские погребения с литейными принадлежностями из ряда традиционных женских захоронений. В п. 6 Старшего Кужендеевского могильника обнаружен серп, который мог также использоваться всадниками в походах. В остальном костюм этих женщин совпадает с костюмом остальных женских погребений, отличаясь при этом большим количеством металлических украшений. На примере женщин с литейными принадлежностями можно проследить начальный процесс оформления этномаркеров муромы, мордвы, мари.
Сложность обряда (расчлененность костяков, охра, богатый статусный костюм, необычный для женских захоронений инвентарь всадников), безусловно, свидетельствует от особом статусе погребенных женщин. Можно предположить, что в период неспокойных потрясений и связанных с ним неизбежных передвижений, женщина выделяется в качестве хранительницы этнических, хозяйственных и религиозных традиций рода. Институт этот только зарождается, поэтому отношение к таким женщинам неустоявшееся: уважение, смешанное со страхом, вплоть до расчленения после смерти. В этом аспекте интересны и находки удил. В марийской этнографии зафиксирован факт, что уздой и удилами производили обезвреживание колдунов (Васильев, 1927. С. 14).
2 этап: IX – конец XI вв. В этот период наблюдается количественный рост погребений с литейными принадлежностями, регламентируется погребальный обряд и женский костюм. В отдельных случаях фиксируются следы коллективных захоронений. В погребении 32 могильника Нижняя стрелка женщина в возрасте 45-50 лет с литейными принадлежностями сопровождается захоронением черепа, который найден в ногах. Рядом с черепом обнаружены два височных кольца, три очковидных подвески, два бронзовых браслета. Вещи и кости лежат на дереве. Сверху сохранились следы древесного покрытия. На могильнике «Черемисское кладбище» погребения IX-X и XV-XVI характеризуются как парные: мужчина и женщина. К сожалению, детальная информация о погребальном обряде утеряна (Каменский, 1908).
В начале этого этапа в исключительных случаях еще сохраняются следы ритуального обезвреживания погребенной. В п. 53 (IX – н.X вв.) Чулковского муромского могильника анатомический порядок костей нарушен, верхняя часть костяка сдвинута от пояса вправо. Вещи лежали в беспорядке, часто лицевой частью вниз или сломаны. Автор раскопок, отметив эти особенности, предположил, что погребение было потревожен грабителями в древности (Гришаков. Отчет 1988 г. С. 22), хотя следов грабительских вкопов не отмечено. Близкий обряд наблюдается в п. 93 Малышевского муромского могильника, в котором руки положены неестественным образом, кости обоих рук обращены в одну сторону, хотя погребение богатое и следов разграбления не имеет (Дубынин Отчет 1947 г. С. 31-32).
Костюм поражает богатством и обилием этноопредляющих украшений, которые присутствуют во всех элементах женского костюма, начиная с головного убора и завершая обувью. Носителями этой традиции становятся женщины, вступившие в репродуктивный возраст. В погребениях появляются слитки белого металла, которые встречаются как совместно с льячками, так и независимо от них. В погребениях фиксируется большое количество амулетов-оберегов, бытовых вещей и орудий труда, которые могли использоваться в культовой практике.
Развитие института женщин-«литейщиц» в IX-XI вв., вероятно, связано с процессом оформление этнографических особенностей культуры волжских финнов, вступивший в стадию расцвета (особенно знаменателен Х в. ). В этот период они четко разделены в арабских источниках и русских летописях. Женщины, являющиеся носителями этнической традиции в повседневной хозяйственной жизни, включающей, изготовление одежды, вышивку и литье, необходимое для украшения костюма (проволока, бисер и иные мелкие детали), и в духовной культуре (воспитании детей и выполнении ритуальных обрядов, направленных на сохранение рода) занимают особый статус и пользуются уважением (Никитина, 2002. С. 144; Никитина, Ефремова, 2011. С. 77 – 79; Никитина, Ефремова 2011а). Их хоронят как наиболее почитаемых предков, что прослеживается в устройстве погребений и помнят о них, что отражается в специальных жертвенных комплексах в межмогильном пространстве. В женских погребениях с литейными принадлежностями увеличивается количество предметов, традиционно связанных с мужскими захоронениями: топоров, наконечников стрел, шильев, оселков. Все указанные предметы имели использование в ритуальной практике, направленной на сохранение рода, что подтверждается этнографическими источниками. Совокупность этих предметов в женских комплексах с литейными принадлежностями позволяет считать, что эти женщины занимались культовой практикой.
В конце XI в. количество комплексов с литейными принадлежностями сокращается. Среди них происходит дифференциация. Единичные комплексы сохраняют полный набор всех литейных принадлежностей, оберегов и ритуальных предметов. У большинства «литейщиц» происходит упрощение погребального ритуала, вероятно, связанное с изменением их роли в различных сферах средневекового общества: хозяйственной (появление мужчин-литейщиков и кузнецов) и духовной, прежде всего связанной с культовой практикой. С XII в. на первый план выходят мужчины-жрецы-вожди, мужчины-кузнецы и поклонение железу. Недаром именно в эту эпоху появляются два святилища Сиухинское и Чумбылатское (Ефремова, 2009. С. 31-41), посвященные двум старейшим богам покровителям марийского народа – железному водыжу («Кюртю-водыж», «Кÿртьő вадыш») (Яковлев, 1887. С. 82; Калиев, 2003. С. 155) и стальному керемету (Кугырак, Чумбулат) (Калиев, 2003. С. 155-157).
Васильев В.М. 1927. Материалы для изучения верований и обрядов народа мари. – Краснококшайск.
Голубева Л.А. 1984. Женщины-литейщицы (истории женского ремесленного литья у финно-угров) // СА, № 4. С. 75-89
Гришаков В.В. Отчет о работе Нижнеокской археологической экспедиции в Горьковской области и Мордовской АССР в 1988 году – Архив ИА, Р-1, д. № 13681.
Дубынин А.Ф. Малышевский могильник. Диссертация на соискание учю ст. к.и.н. Архив ИА, Р-362, с. 388-390;
Ефремова Д.Ю. 2009. Развитие идей А.А. Спицына в исследовании святилищ и культовых мест Ветлужско-Вятского ме6ждуречья // Самобытная Вятка: история и культура: сб. науч. Трудов. – Киров. – Вып. 2. – С. 31-41.
Жиганов М.Ф. 1959. Новые археологические памятники в долинах рек Вад и Теша // Алихова А.Е., Жиганов М.Ф., Степанов П.Д. Из древней и средневековой истории Мордовского народа. Археологический сборник, т. II. Саранск.
Коллекция вещей, добытых с «Черемисского кладбища» Ветлужского уезда Костромской губернии из раскопок В.И.Каменского 1908 г. Археологические фонды Д. 1265-iv
Косарев М.Ф. Основы языческого миропонимания. По сибирским архео-этнографическим материалам. М. 2008.
Краснов Ю.А. Безводнинский могильник (К истории Горьковского Поволжья в эпоху раннего средневеквья). М. 1980
Никитина Т.Б. Марийцы в эпоху средневековья (по археологическим материалам). Йошкар-Ола, 2002.
Никитина Т.Б., Ефремова Д.Ю. 2011. Захоронения с орудиями литья («литейщиц») в марийских могильниках IX-XI вв. // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. Великий Новгород – Старая Русса. Санкт-Петербург – Москва – Великий Новгород. С. 77 – 79
Никитина Т.Б., Ефремова Д.Ю. 2011а. Особенности погребений с орудиями литья в марийских могильниках IX-XII вв. // Финно-угроведение, № 2.
Отчет А. Дубынина об археологических исследованиях в 1947 г. Малышевского могильника Селивановского района Влвадимирской области. Архив ИА РАН, Р-1, д. № 135. С.12-14
Отчет по археологическим исследованиям в Ивановской области, проводимшимся Ивановским Областным краеведческим музеем под руководством А.Ф.Дубынина в 1945 гоу. Архив ИА РАН, Архив ИА, Р-1, № 40
Рыков П.С. 1930. Культура древних финнов в районе р. Узы. Саратов.
Уткин А.В.,Ю Черников В.Ф. Желтухинский могильник // Проблемы средневековой археологии волжских финнов. АЭМК, вып. 23. Йошкар-Ола, 1994. С. 41-66
Халиков А.Х., Безухова Е.А. Материалы к древней истории Поветлужья (археологические исследования в Ветлужском районе Горьковской области в 1957 году. Горький 1960.
Яковлев Г. 1887. Религиозные обряды черемис. – Казань: Типография и литография В.М. Ключникова.
Таблица 1. НАХОДКИ ЛИТЕЙНЫХ ПРИНАДЛЕЖНОСТЕЙ В МОГИЛЬНИКАХ ВОЛЖКИХ ФИННОВ
Стексово 2 В обработку не вошли пп. 183-194, 212-221.
Шокша В обработку вошли материалы раскопок 1967-69 гг , 1983, 1985,1986
Вас могут заинтересовать другие материалы из данного раздела:
Керамический комплекс Лядинского могильника
В 1869 году при строительстве железной дороги Тамбов – Саратов, был обна-ружен Лядинский могильник принадлежащий древней мордве. В 1888 г. работы на могильнике проводил В.Н. Ястребов. Судя по отчёту, в погребениях им было обнаружено 86 глиняных сосудов. Однако для нашего исследования доступны только те, которые попали в иллюстрации отчёта (пять сосудов). Спустя сто лет, в 1983 – 1985 гг. на могильнике производила работы Р.Ф. Воронина. Она так же об-наружила 30 сосудов. Всего же было найдено около 116 горшков. В результате всех работ был накоплен большой материал по истории культуры и быта народа оставившего этот могильник. К сожалению, мы не имеем возможности получить доступ ко всему керамическому материалу из всех раскопок в связи с тем что, часть материала со временем была утрачена. .
Деградация техники обработки камня как отражение характера использования металла.
Состав каменных орудий и характер их обработки в эпоху бронзы сильно отличается от тех, какие известны на неолтитческих стоянках. Орудия каменные и металлические взаимозаменямы. Поэтому исследование каменной индустрии, которая сохраняется на поселении значительно полнее металличсеской, может быть привлечено для оценки уровня развития металлургии, её роли в обществе. Металл не только срабатывается в процессе употребления, практически сходя на-нет, но и, обладая значительной ценностью, крайне редко теряется, чаще попадает в переработку. Частота находок металла не тождественна частоте его использования в работе. По тому, что из металлических орудий доходит до нас в составе находок, мы не можем оценивать масштабы его применения. Это относится не только к медному и бронзовому инструменту. Так, на городищах раннего железного века крайне редко встречаются топоры. Наполовину раскопанное и весьма насыщенное находками городище Настасьино дало единственную находку топора, просуществовав 7-8 веков. Нет таких находок на Каширских городищах. В то же время громадное количество костяных орудий и еще большее – заготовок - несут следы именно работы топором..
Вооружение древнемордовского населения Верхнего Посурья (по материалам Усть-Узинского 2 могильника III-IV вв.)
С момента появления грунтовых могильников древней мордвы предметы вооружения являлись составной часть погребального инвентаря мужских захоронений. Они позволяют судить о развитии военного дела и социальной стратификации древних и средневековых обществ. Поэтому их анализ представляет значительный интерес. В настоящей статье предлагается вниманию исследователей материалы вооружения из Усть-Узинского 2 могильника в Шемышейском районе Пензенской области, раскопанного в 2001–2011 гг. археологической экспедицией Мордовского педагогического института. На памятнике изучено 95 захоронений, из которых 23 – мужские. Предметы вооружения представлены наконечниками копий, дротиков, мечом и кинжалом. Наконечников стрел не обнаружено..
Энеолит степного Поволжья: три этапа или три культуры?
Энеолитическая эпоха степного Поволжья впервые наиболее полно была охарактеризована в трудах И.Б.Васильева, где она представлена сов-местно с памятниками лесостепи Среднего Поволжья и также полупусты-ни и пустыни Северного Прикаспия (Васильев, 1981). Еще более широкая картина энеолитического времени была представлена в последующей сов-местной с А.Т.Синюком работе (Васильев, Синюк, 1985). Предложенная тогда, более четверти века назад, трехступенчатая схема развития энеолита Поволжья явилась отправной точкой для последующих исследований и в основных чертах сохранила свою актуальность до настоящего времени. Конечно за прошедшие годы рядом исследователей эта схема была допол-нена, конкретизирована и соотнесена с культурами предшествующего вре-мени и синхронными культурными образованиями сопредельных регионов (Выборнов, 2008; Моргунова, 1995; Моргунова, 2011; Юдин, 2012 а). По-лученная общая картина энеолитической эпохи показывает, что процесс смены археологических культур носил в большей мере эволюционный ха-рактер, что вызвало существование нео-энеолитического периода в разви-тии населения степного Поволжья (Юдин, 2012 б)..
Каменная индустрия Среднего Посурья эпохи энеолита
Особенности каменной индустрии — это часть признаков, характеризующих археологическую культуру. Для исследования были выбраны памятники эпохи энеолита: Утюж I, Утюж V, Утюж Бугор, Новая Деревня..
Байбек - новая стоянка развитого неолита в Северном Прикаспии.
Обследование песчаных массивов, расположенных севернее р. Кигач Красноярско¬го района Астраханской области позволили выявить в 5 км на север от пос. Байбек в дефляционной котловине археологический материал: фрагменты грубых лепных керамических сосудов и каменные изделия. Размеры котловины с севера на юг 250 м, с запада на восток - более 300 м, она расположена в южной части разрушенного бархана значительных размеров: с севера на юг его протяженность око¬ло 1000 м, с запада на восток — до 400 м..
Вопросы этнокультурной истории Южного Средневолжья конца I тысячелетия н.э.
Географическим: своеобразием рассматриваемой территории является её замкнутость с запада Приволжской возвышенностью, с востока Бугульминско-Белебеевской. Они вытянуты в меридианальном направлении и являются водораздельными. В ландшафтном отношении это зона южной лесостепи на границе со степью. С севера граница проходит примерно на широте русла р. Большой Черемшан правого притока Волги, с юга по р.Чапаевке, также правого её притока. Переход от степи к лесостепи начинается на широте Самарской Луки Волги и междуречья Большого Кинеля и Самары. Самарская Лука Волги сама по себе является уникальным природным микрорайоном. В ландшафтном отношении её внутренняя часть разнообразна. В восточной части её расположен массив Жигулёвских гор, покрытый лесом. В западной части преобладает равнинный рельеф, представляющий собой лесостепь. Внутренняя часть Самарской Луки ограничена с запада руслом реки Усы, которая образует с Волгой почти сплошное водное кольцо вокруг неё..
Романский меч из Кельгининского могильника в Республике Мордовия
В 2010-2011 гг. в Серпуховском историко-художественном музее проходила выставка «На окских рубежах Древней Руси», на которой были представлены археологические находки и предметы из частных коллекций с территории Среднего и Нижнего Поочья. Среди экспонатов из частных коллекций был представлен меч, найденный местными жителями села Зарубкино Зубово-Полянского района Республики Мордовия на территории села в карьере. Меч выпал из осыпи. На территории села с начала XX века археологами велись исследования средневекового мордовского могильника, получившего название Кельгиниский (10-13 вв., 17-18 вв.). Находку меча надо связывать с погребальным инвентарем одной из могил. До момента поступления на выставку меч был расчищен находчиками..
ПРОНИКНОВЕНИЕ ГЕОМЕТРИЧЕСКИХ МИКРОЛИТОВ В СРЕДНЕДНЕПРОВСКУЮ ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНУЮ ОБЛАСТЬ ПОЗДНЕЙ ПОРЫ ВЕРХНЕГО ПАЛЕОЛИТА: МИГРАЦИЯ ЛЮДЕЙ ИЛИ МИГРАЦИЯ ИДЕЙ?
На рубеже XX–XXI веков в бассейне Днепра на р. Сейм (N51°38´54´´, O35°30´34´´) был открыт и частично исследован новый куст памятников верхнепалеолитической эпохи, получивший по ближайшему селу наименование микрорегион Быки (Чубур, 1998, 2000, 2001; Григорьева, Филиппов, 1978; Гаврилов, Ахметгалеева, 2004 и др.). Археология, геология и радиоуглеродный метод датируют этот куст стоянок постграветтом – максимумом поздневалдайского похолодания (21000-16000 л.н.), исключение представляет лишь более поздняя стоянка Быки 5 (конец верхнего палеолита). Памятники важны для понимания доистории центра и юга Восточной Европы на протяжении начала поздней поры верхнего палеолита. .
