Витязь славянский везёт за спиною, Колчан с оперённою острой стрелою, В кольчужной броне, на лихом скакуне, Хранитель покоя в родной стороне.
Подпруга горит из рубин и граната, Сверкает попона из чистого злата, Узда вся расшита резным серебром, А меч отливает алмазным огнём.
На северо-запад дорога родная, На юго-восток степь таится чужая, Бурьяном покрыта, и слышится в ней, Тревожное ржание вражьих коней.
И в этой дали враг таится заклятый, И с ними изменник-иуда вожатый, За ханскую брагу и горсть серебра, Ведёт на разбой в русский край *Кончака.
А витязь один, но один в поле воин, Коль этого званья мужчина достоин, Он тянет тугую как смерть тетиву, Вложив поперёк роковую стрелу.
И целится долго, иуду приметив, Его - же покуда враги не заметив, Крадутся тихонько к песчаному броду, Но лишь замочили подковы о воду, Рванулась стрела,- просвистев в тот - же миг, И вырвался к небу отчаянный крик, Предсмертной тоски, и живого страданья, А может в последней минуте сознанья, Кто знает его? Вдруг раскаялся он, Что хана привёл для набега за Дон.
В отряде врага дикий страх суеверья, Хранит неизбежность над ними поверье, Божественный рок-смерть в чужой стороне, Им вой одинокий на белом коне.
Язычных богов вперебой вспоминая, Поспешно коней у воды осаждая, Пустились в галоп, во широкую степь, Чтоб в *вежах родных свой позор претерпеть.
Седыми волхвами с огнём заклинанья, На Русской границе рождалось сказанье, Былиной прекрасной, живущей в веках, О трёх знаменитых богатырях.
Читаю эти строки, и у меня опять всплывает в памяти рассказ матери о первых днях войны, о том, как провожали на фронт отцов, о голодном военном детстве. Как ранней весной ковыряли еще не оттаявшую землю в поисках мерзлой картошки, а поздней осенью кололи босые ноги о стерню, собирая колоски на полях. Летом было полегче: пустой суп из лебеды да крапивы хоть как-то поддерживал силы..
