Любознательный сэр Эндрю прерывал меня вопросами, замечаниями и уточнениями, что-то просил повторить, с чем-то не соглашался, пытался оспорить. В завершении он поинтересовался причиной выбора мною столь необычного ремесла. Я без утайки поведал, что в то время, когда мужская половина моего именитого рода участвовала в бесконечных сражениях с маврами, ныне покойная матушка, обеспокоенная слабым здоровьем младшего отпрыска, отдала меня на воспитание в горный Андоррский38 монастырь. Там я не только поправил здоровье, но и изучил пять языков: латынь, греческий, английский, французский и немецкий. Реконкиста не принесла моей семье ни богатств, ни земель, а меня по причине слабости конституции определили учеником к аптекарю.
Историю с иезуитами я предусмотрительно опустил, пояснив, что на «Торанэ» я оказался затем, что направлялся в Голландию, продолжить обучение у Эразма Роттердамского39.
Перед уходом, сэр Эндрю заявил, что корона не ведет официальные переговоры с ирландскими мятежниками, потому я не смогу рассчитывать на статус посла. Но, учитывая мое происхождение и понимая всю сложность моего положения, он приложит все усилия, чтобы ускорить мое отплытие в Нидерланды…
Я открыл окно и выглянул наружу, полагая скоротать время в созерцании уличной жизни. Вечерело… Туман с Темзы выливался на улицы, словно молоко из кувшина.
Скорее ненароком, чем осознанно я отшатнулся от подоконника и в то же мгновение, какой-то предмет влетел в открытое окно и, разбившись о противоположную стену, плеснул струю огня на дверь. Я оторопело уставился на разгорающееся пламя. Секунды промедления могли стоить жизни, и, подхватив толедский клинок, я выпрыгнул в окно. Согнутые в коленях ноги смягчили удар, я повалился через плечо, нелепо кувыркаясь в холодной грязи. Справа мелькнули тени. Из тумана неожиданно выскочил человек и, протянув руку, помог подняться. – Не бойтесь, мистер, мы ваша охрана. – Сказал он и снова растворился в тумане. Снопы пламени кривлялись в проеме гостиничного окна, в лае зашлась собака, надрывно ржали кони, визгливый высокий голос требовал воды…
Из тумана вынырнул мой охранник и, отведя в сторону, бесцеремонно принялся ощупывать с ног до головы. – Слава Богу, мистер, вы целы! – Обрадовался он. – Не догнал! Это уже третий случай на неделе. Лорд-мэр повелел вешать поджигателей прямо на месте. – Весело закончил он.
- Вы полагаете этот поджог случайным? – Спросил я.
- Да какой там случай!? – Удивился моей непонятливости стражник. – Я же говорю «поджёг». И ловко так, гаденыш бросил, а что, я не разглядел.
- …глиняный горшок…
- Да, что вы!? – Восхитился охранник.
И тут меня осенило… Я не мог понять только одно: «Как инквизиции удалось так быстро меня отыскать»? Но коль охота началась, преследователи не успокоятся, пока меня не загонят…
Через три дня изматывающего ожидания благожелательный джентльмен из Норвича посадил меня на английскую шхуну, уходящую в Амстердам.
Голландия не произвела особого впечатления, ровная и скучная, словно старый кухонный стол. Земляные дамбы защищали сушу от приливов, ровные каналы и ветряные мельницы осушали новые земли. Забросив котомку за спину, я отправился бродить по городу. У меня было ощущение, что именно сегодня рука убийцы вонзит кинжал в мою спину, а против воли рока я был бессилен.
Амстердам напомнил мне Барселону, может суетой, свойственной портовым городам, а может обилием разноязыких говоров, смешением рас и народов. Навязчивый запах моря насквозь пропитал город, и кружащих над улочками чаек было больше чем воробьёв в моем родном Уэске. Я шёл, прижимаясь к стенам, дабы не попасть под помои, выплескиваемые из окон. Апатия прошла, и я озирался по сторонам, готовый подороже продать столь милую для меня жизнь. Из-за угла метнулась тень, но, нападавший, не застал меня врасплох. Я выхватил шпагу, и направил обнаженный клинок в грудь нападавшему.
- Умри несчастный! - Взревел незнакомец и, сделав шаг назад, обнажил шпагу. Андоррские монахи научили меня прекрасно чинить перья, но мечом я владел преотвратно. В отчаянии, кубарем я метнулся под ноги противнику, и мы упали на булыжную мостовую. Я вскочил первым. Мой противник барахтался, запутавшись в складках собственного плаща. То ли Провидение сдержало меня, то ли взяло верх врождённое благородство, но я убрал клинок в ножны и подал руку лежащему незнакомцу. – Простите, мсье, и позвольте помочь вам подняться?
Вставший с моей помощью незнакомец запальчиво предложил продолжить поединок тут же. Я рассыпался в извинениях, пояснив, что в темноте принял господина за подосланного убийцу. Странно, но сказанное развеселило моего противника. Он хлопнул меня по плечу и предложил пройти в ближайшую корчму, где я смогу окончательно убедиться в собственной ошибке.
Мессир Вильгельм, герцог Брабантский40, «заботясь о чести дамы», был вынужден… не то чтобы бежать, а скорее быстро отступить, из «одного весьма приличного дома»…
В ответ я поведал свою историю, впервые без утайки…
- А вы скверно деретесь, мой дорогой идальго. - Обратился ко мне герцог, осушив очередной бокал светлого пива. – Я полагаю должным заняться восполнением пробела в вашем образовании. Я сделаю из вас настоящего солдата. Клянусь, вас не испугают более ни слуги дьявола, ни он сам!
Последующие полгода я провёл в доме моего нового друга и покровителя. Мои обучением занимался отставной ландскнехт Карл, потерявший левую кисть в последней европейской войне. Он полагал, что ложным отступлением, быстрой сменой позиций можно победить любого противника. В соответствии со своими понятиями он обучал и меня.
Наступил день, когда Карл объявил, что моё обучение закончено, и хотя я - не лучший из виденных им бойцов, но теперь я могу быть убит достойно, не опозорив, ни собственную честь, ни имя своего учителя.
Герцог Вильгельм намеревался отъехать ко двору короля Людовика XII41. Без своего покровителя я не мог чувствовать себя в безопасности даже в склонной к протестантизму Голландии…
***
К месту приведу проверенный способ борьбы с потливостью ног. Эти знания будут весьма полезны для много путешествующих, да и всем прочим рекомендую. Три унции травы хвощ кипятить в трёх четвертях пинты воды около получаса, а полученный отвар применять для ножных ванн.
Парусно-гребная баржа медленно тащилась вверх по течению Рейна…
А я пока поведаю прелюбопытную историю, непосредственным участником коей был мой незабвенный учитель фехтования. Во время войны во Франции42 небольшой отряд немецких ландскнехтов43 забрёл на ночёвку в маленькую деревушку неподалеку от Кресси. Но необразованные вилланы не пожелали, чтобы их ночью защищали их от англичан, которых в этих краях отродясь не видали. В результате возникших разногласий часть прижимистых жаков была перебита, а остальные позорно бежали. В азарте солдаты чуть было не спалили дотла и саму деревеньку, но вовремя спохватились. Дело было к ночи, а спать под открытым небом им не хотелось… Если опустить некоторые не совсем приличные подробности, то далеко за полночь, утомившиеся бравые вояки заснули, где кого сморила усталость.
А перед рассветом началась кровавая резня. Не имевшие представления о рыцарском кодексе и о правилах ведения боя недобитые жители бывшей деревни напали именно перед рассветом, когда сон особенно сладок. Они резали глотки серпами, молотили крепкие немецкие головы цепами и насаживали видавших виды воинов на вилы, словно пласты весеннего сена. Из всего отряда только одному Карлу и удалось спастись. Случайно подвернувшийся конь, вынес раненого германца из самой гущи кровавой бойни… На следующий день бургундский коновал, лучковой пилой отпилил ему левую кисть. Потом, уже в Париже в уличной схватке Карл выручил герцога Вильгельма, и тот приютил ветерана, изредка упражняясь на нём в искусстве фехтования…
Я добрался до Швейцарии… Двести лет назад три лесных кантона Швиц, Ури и Унтервальден, начали длительную войну за право стать свободными и нищими, и вот, на территории древнеримской Реции появилась новая страна. В ней уживались немцы, французы, итальянцы и потомки древних римлян, говоривших на скверной латыни. Швейцарцы так и не поняли, что же им делать с долгожданной свободой? За прошедшие две сотни они научились, разве что воевать. Вот и разбрелись швейцарские наёмники по всей Европе. Они охраняли французских королей, служили в гвардии римского папы и предлагали свои услуги любому, кто был готов заплатить.
Я поселился в горной деревушке Сарн, на берегу речки Ааре. Упомяну, что мой покровитель и благодетель ссудил меня толикой денег, и на герцогские гульдены я нанял слугу и довольно приличный дом рядом с церковью.
Пришло время привести в порядок и собственные дела. За последующий месяц, по памяти я восстановил часть фолианта древнегреческого мудреца, написав греческие слова по-испански.
Тебе, мой терпеливый читатель, поясню: если баскское слово написать по-арабски, то прочитать его сможет любой магрибский мавр, а поймёт - только баск, знающий арабскую грамматику!
Мой род занятий и уединённый образ жизни, не привлекли внимание местных жителей. При редких встречах они кланялись первыми, приветливо приподнимая шляпы. Я обитал одиноко, но, живя в обществе нельзя быть свободным от оного, и потому пастор местной протестантской церкви, отец Жозеф, навещал меня запросто, по-соседски. Он был уверен, что я обуян духом протестантизма и потому был вынужден бежать из деспотической Испании в поистине свободную страну. Я не разубеждал пылкого пастора, и мы проводили время в философских беседах и богословских диспутах. Мне приходилось выслушивать пространные лекции о сложности иерархической лестницы католической церкви, об алчности и продажности папского духовенства. Отец Жозеф безоговорочно осуждал целибат и монашество, с пеной у рта опровергал культы икон, ангелов и святых, а из всех таинств он, как и всякий истинный протестант, признавал только два: крещение и причастие.
Кроме выслушивания проповедей многословного пастора я много гулял по окрестностям. У этих прогулок была и практическая цель. В предгорьях Альп мне удалось обнаружить довольно утаённую пещеру, в которой я оборудовал свою лабораторию. Веротерпимость, безусловно, положительная черта швейцарцев, но, во-первых, я хотел сохранить в тайне свои изыскания, а во-вторых, был уверен, что и здесь существует нечто вроде инквизиции, только на протестантский лад.
Опыты по получению монет, в виду их сложности, я решил не проводить, а появление у меня золотого песка я мог легко пояснить добычей оного в одном из горных ручьёв.
Работы начались и, совершенно случайно, мне довелось совершить величайшее открытие. Ниже я приведу его полное и подробное описание. Хочу отметить, подобное великое открытие ещё никогда не становилось достоянием гласности, и, искушённый в алхимии читатель (коль таковой попадется) по достоинству оценит тот неоценимый вклад, внесённый мной в эту серьезную и достойную науку…
Подробнейшее описание величайшего алхимического открытия
В стеклянную реторту я внёс четыре унции чистой ртути. Она была получена из киновари. Я не стану здесь приводить способ очистки последней, дабы не злоупотреблять читательским терпением. Позволю только напомнить, что все металлы произошли из ртути и серы, а разница в их свойствах и внешнем виде определяется комбинацией семи основных элементов, коими являются огонь, воздух, вода, земля, дерево, железо и эфир…
Реторта находилась на огне, который я поддерживал непрерывно почти шесть часов. В течение первого часа ничего примечательного не происходило. Кипевшая ртуть находилась в состоянии непрерывного испарения, и её капельки появлялись на внутренних стенках реторты, вначале они были маленькими, но постепенно увеличивались и при достижении определённого объёма они опять падали на дно и соединялись с остальной ртутью.
На второй час наблюдений на поверхности ртути начали появляться небольшие красные частицы, что в течение времени увеличивались в количестве и объёме. Заметив, что дальнейшее окаливание ртути ни к чёму не приводит, я потушил огонь и дал реторте остыть. Объём воздуха в реторте до опыта был равен примерно пятидесяти кубическим дюймам. По окончанию опыта произошло его уменьшение примерно на 1/6 часть. Тщательно собрав образовавшиеся на поверхности красные частицы и отделив их от жидкой ртути, на которой они плавали, я нашёл их вес равным 45 гранам44.
Воздух, уменьшившийся вследствие прокаливания в нем ртути, не был годен для ни дыхания, ни для горения. Введённая в него лягушка умерла в короткое время, горящие же предметы потухали в одно мгновение, как если бы их помещали в воду.
Взяв все 45 гранов, полученного красного вещества, я поместил его в другую маленькую стеклянную реторту, к которой был подсоединён сконструированный мною особый прибор, предназначенный для приема воздухообразных и жидких продуктов. Поместив реторту на огонь, я заметил, что, по мере того, как красное вещество нагревалось, его цвет становился всё более и более интенсивным. Когда реторта накалилась окончательно, красное вещество начало уменьшаться в объеме и через некоторое время совершенно исчезло. В то же время в приёмнике собралось 41 и ½ грана жидкой ртути, а под колоколом 7-8 кубических дюймов упругой жидкости, способной поддерживать горения и дыхание, гораздо более, чем обыкновенный воздух. В испарениях сей жидкости свеча сгорала быстрее, сами по себе ярко вспыхивали и сгорали кусочки угля и железные проволочки… Я вдохнул пары полученной жидкости, и меня охватила настоящая эйфория, я перестал чувствовать тело, захотелось взлететь. Я безудержно хохотал. Всё вокруг смешило без видимых причин. Я назвал этот газ Живительным Воздухом45.
***
Пришла зима. Мне надо было срочно ехать в Берн, чтобы пополнить реактивы и купить необходимые припасы. Я отправился в путь, препоручив дом и слугу Ханса попечению отца Жозефа, которому я оставил свой прекрасный теплый серый плащ с капюшоном. Должен заметить, что зимы в Швейцарии необычайно суровые, а мой фламандский плащ был ещё и утеплён зелёной фланелевой подкладкой. Особенно удобными были боковые прорези, позволявшие при сильных холодах прятать руки вовнутрь. Этот плащ в некотором роде был предметом моей гордости, ничего похожего не было ни у одного из жителей Сарна.
Я вернулся домой через девять дней. Обрадованный моим скорым возвращением, Ханс рассказал новость, потрясшую меня до глубины души. Через три дня после моего отъезда сарненские пастухи, спустившись за упавшей овцой, у одной из пещер нашли труп отца Жозефа. В спине у него торчал обыкновенный кухонный нож. Но самое ужасное было обнаружено в пещере. Ханс сам ходил смотреть - настоящая преисподняя. Люди шептались, что именно там отец Жозеф пил кровь невинных младенцев и общался с самим дьяволом…
Псам Инквизиции понадобилось не боле шести месяцев, чтобы найти меня.
***
Сегодня одна тысяча пятьсот сорок четвертом году от рождества Христова и я, Амадей Себастьян Мария Альтамир–и–Кривеа здесь и сейчас утверждаю, что Христофор Колон был осведомлен, что земля имеет форму шара, а на обратной её стороне лежит не Индия, а Новый Материк. За несколько лет до Христофора, некто Элькано, обойдя вокруг земли, привёл в Португалию остатки экспедиции Фернана Магеллана46. Более того, я лично слышал о том, что земля круглая ещё в замке пиратского клана О`Мэйл.
«В те давние времена единая Ирландия называлась Эрин и правил ею Верховный король. Раз в год собирал он мудрецов королевства и задавал им один-единственный вопрос, но каждый раз новый. И тот, кто давал правильный ответ становился очередным советником короля. Тех, кто не смог ответить отпускали с миром. От Лох-Фойла до Корка собирались философы и простой люд. Злые языки поговаривали, что король сам не знал ответа на подготовленный вопрос. Но ещё не было случая, чтобы Верховному королю надо было самому давать правильный ответ…
Наступил день состязания. Народу собралось столько, что огромная площадь у Мангретского университета не могла вместить всех желающих. Проревел рог, призывая к тишине, и на середину выступил королевский глашатай.
- Король спрашивает, - прокричал он, - где середина Земли?
До самого вечера выходили с ответами умники. Разные места называли они. Но объяснить, почему именно там находится центр, не смог никто. Последним вышел Тёмный Патрик, пастух из Донегола.
- Здесь! – Выкрикнул он и ударил по земле пастушеским посохом. – А если, ваше величество не верит, прикажите измерить и сами убедитесь».
Эта сага убедительно доказывает, что древние ирландца знали, что Земля круглая. Ведь, если идти все время прямо, то вернуться в ту же точку, откуда вышел, можно только в том случае, если Земля – круглая!
«Все вообще создал Живущий во веки; Господь один праведен».47 Библия – вот первоисточник всех знаний, и здесь я согласен с протестантами. Книга книг должна быть переведена с непонятной латыни на языки всех народов. Мы смотрим и не видим, слушаем, но не слышим. В Святой Книге чётко указано количество материков на Земле. «В третий день Ты повелел водам собраться на седьмой части Земли, а шесть частей осушил, чтобы они служили пред тобой к обсеменению и обрабатыванию».48 А теперь надо посчитать до шести! Европа - раз, Африка - два, Азия - три, Новый Свет - четыре, следовательно, остаются ещё два не открытых материка. Один может лежать где-то на юге, а другой в великом океане, названном Магелланом «Тихим»…
***
Я снова бежал. На это раз в Милан. При дворе герцога я познакомился с презанятным Леонардо из Винчи… Пустой человек, не нашедший себя, неудачник, с амбициями гения...
Герцог Миланский надумал прослыть объединителем всей северной Италии. В должности лекаря я завербовался в его армию, где принял участие в битве при Мариньяно49.
Мы не уступали французам ни количеством, ни вооружением. Правильные квадраты миланцев заняли вершину единственного холма, контролирую, таким образом, всю долину. Мы простояли сутки, но нетерпеливый герцог отдал приказ наступать. Неудержимой лавиной мы скатились вниз… Но французы применили самое страшное изобретение человеческого разума. Когда до вражеской линии оставалось не более трёхсот шагов, их пехота неожиданно расступилась, и сотни кулеврин встретили нас в упор… Не каменными или чугунными ядрами… Бомбы разрывались над головами солдат, поражая сотнями металлических шариков. Это была картечь! Самое бесчеловечное и губительное изобретение в истории прошлых и, пожалуй, будущих войн. Клубы дыма, истошные крики… Смерть ощущалась реальнее клинка в собственной руке. Рыцарская кавалерия французов довершила неслыханный разгром.
Я пришёл в себя Марселе, в госпитале Ордена монахов-кармелитов50. Меня отпустили без выкупа. В чужой залатанной одежде с застиранными следами крови я снова оказался в порту. Безумный хохот мартынов, горечь соли на губах, крепчайший настой из йода и гниющего дерева, и корабли, готовые беспрекословно отплыть в любую точку мира. Я бродил по порту в поисках корабля, уходящего куда угодно, только бы подалее от Испании. Несмотря на затрапезный вид, меня приняли корабельным врачом на трёхмачтовую шхуну со странным названием «Эгалите»51.
Шхуна уходила в Новый Свет, без возвращения во Францию, хозяин намеревался оставить её на перевозках в колониях. За три дня были погружены бочонки с порохом, войлок для пыжей, свинец для пуль, несколько орудий, и, кроме того, оружие нового типа: ружья и пистолеты52 с кремневым замком. Сейчас этим уже никого не удивишь, а тогда легкие и удобные короткие пистолеты были в новинку. Зато кремневые ружья были ещё не совершенны и более капризны, чем фитильные мушкеты, то порох на полке отсыревал, то в самый неожиданный момент мог выпасть кремень…
Военный груз на борту был предназначен для поселенцев в Новом Орлеане.
***
Через пять дней, обогнув тюрьму на скале Иф, мы вышли в Средиземное море. В ночь третьих суток «Эгалите» вышел в океан. Я сразу ощутил изменившийся характер качки. Короткую волну, бестолково бьющую в корабельную скулу, заменил пологий океанский накат. Движение шхуны стало размеренным плавным и… более тяжёлым.
Через две недели мы совершили первую и последнюю остановку в португальском Понта дель Гадо, для пополнения запасов пресной воды и провианта. Мне понравилось на Азорах, вечно зеленые леса покрывали склоны бывших вулканов, и горы были похожи на лохматых великанов.
Северо-восточный пассат подгонял «Эгалите» точно шпоры ретивого скакуна. Для судового врача работы почти не было, что и не удивительно, ибо моряки – народ крепкий и за помощью обращаются только при травмах, что, к сожалению, неизбежно в длительном плавании.
Упомянув, что у меня как у судового лекаря было мало практики, я несколько покривил душой. Из-за морской соли, жары и пота морских путешественников угнетают нарывы на коже. Имеется довольно много способов борьбы с этим злом. Некоторые я приведу ниже. Запечённую половину луковицы надо прикладывать к нарывам для ускорения их созревания. Также, в виде компресса, можно приложить и растолчённые семена конопли. Для лечения вполне подойдут и клубни сырого натёртого картофеля. Но это фрукт экзотический и в Европе многим ещё не ведом. Зато опухоли при ушибах следует обкладывать салфетками, смоченными в настое полыни. Последний рецепт особенно хорош для путешествующих по суше…
Спустившись за Северный Тропик, мы пошли строго на Запад, полагая по течению и с попутным ветром выйти к Большим Антильским островам. В тропических широтах, я впервые увидел летающих рыб. Словно гигантские стрекозы они довольно высоко выпрыгивали из воды. Конечно же, у рыб не было крыльев. На самом деле это были увеличенные боковые плавники. Матросы сделали большой сачок из миткаля и ловили этих бестий, похожих по вкусу на селёдок, только более костлявых.
Как я уже упоминал, наше плавание протекало без особых приключений…
Склянки уже давно пробили полночь, но мне не спалось. Я вышел на палубу и поднялся на ют. За кормой волочился фосфоресцирующий след, потревоженной корпусом воды. Я устремил свой взгляд туда, где, усеянный звёздами небесный плащ, перетекал в чёрную бездну океана…
Два огромных, багрово-красных обода неумолимо и совершенно беззвучно катились слева направо по лини, невидимого в ночи, горизонта. Я замер и несколько раз мигнул, но видение не исчезло. В тишине безлунной ночи я слышал привычные звуки: скрип такелажа и слабые хлопки небрежно принайтованой контр бизани53. И от того ещё более страшно было созерцать, катившееся из прошлого в будущее, Неведомое. Что значил сей знак? Божий промысел или дьявольское марево? Колеса катились сами собой, им не было никакого дела ни до меня, ни до моих страхов и переживаний. Так шествующий слон Великого Могола, наступив на муравейник, так никогда и не узнает о гибели целого народа…
Оставив с наветренной стороны испанскую Флориду, мы чуть более недели шли к устью реки Миссисипи. За двое суток до входа в Великую Реку мы попали в коричнево-жёлтую полосу пресной воды, что не смешивалась с морской и замедляла наш ход на целых два узла. Ранним утром 28 августа 1515 года «Эгалите» стал на якорь, в ожидании лоцмана, для подхода к причалу небольшого поселения с громким названием Новый Орлеан…
***
Посёлок на берегу Матери Рек54 жил своей неспешной жизнью. Колонии удавалось поддерживать мир с соседними индейскими племенами юта, хикарилла и мускога. Поселенцы возделывали землю, выращивали скот, вели меновую торговлю с аборигенами. На продажу индейцы привозили сушёное мясо бизонов, шкуры, меха и нехитрые поделки из кожи и речных раковин, взамен получали зеркальца, охотничьи ножи, одеяла, топорики, виноградную водку и стальные наконечники для стрел и копий. Продавать аркебузы и огневые припасы к ним категорически запретил губернатор, но индейцев и не интересовали тяжелые мушкеты, производящие слишком много шума. По дальности стрельбы и скорострельности, луки туземцев намного превосходили вооружение европейцев. Зато сам процесс торговли заслуживает отдельного описания.
Племя разбивало стойбище довольно далеко от поселка… Но на этом торговая инициатива дикарей заканчивалась. Горожане, желающие произвести обмен, должны были идти в лагерь туземцев. Перспектива не из весёлых, ибо один Господь ведает, что было на уме у краснокожих. Возле каждого вигвама был подготовлен товар, предназначенный для обмена. Когда хозяину нравилось предлагаемое, он, молча уходил в вигвам, а женщины перетаскивали обмененное вовнутрь. Только после этого можно было забирать выложенное дикарями. У индейцев была своя, только им понятная логика сравнительной стоимости и бесполезно было что-либо доказывать, торговаться или пытаться объяснить.
Несмотря на расхожее мнение, дикари не были кровожадными. Во время междоусобных войн они избегали открытых столкновений, нападая небольшими группами из засад. У них не было огромных армий и сложной иерархии командиров. Даже один воин мог объявить войну, причем ни племя, ни его вожди не отвечали за действия соплеменника. Наиболее масштабными боевыми действиями были стычки за охотничьи угодья, и потеря в пять человек считалась непоправимым уроном и могла привести к полному окончанию войны. Бегство с поля боя не считалось трусостью, а всадить стрелу в спину врага не слыло зазорным. Несмотря на такие извращенные понятия и храбрости, чрезмерная гордыня была свойственна всем дикарям. Так команчи считали своих союзников уако людьми второго сорта, а сами уако ни во что не ставили пано, ну а апаши вели себя так, словно они были единственными людьми на Великих равнинах. Поэтому они и не снискали себе ни друзей, ни уважения среди остальных племён. Последний ворюга и лжец почитался у них уважаемым человеком. Отвага - для дураков. Если не оставалось иного выхода, апаш мог умереть как герой, но подобная смерть чёрным пятном ложилась на его посмертную репутацию. Почему не извернулся и не удрал? Апаши воистину были великим народом! По причине отсутствия каких-либо предрассудков. Даже пытки они применяли не как общепринятый ритуал, а для получения удовольствия. Но я не в меру увлёкся, живописуя нравы и быт дикарей…
***
Моя жизнь потекла размеренно и степенно. Около трёх лет я мирно уживался с французскими поселенцами, существуя на небольшой доход от врачебной практики. К производству золота я потерял всякий интерес, но занялся серьёзными алхимическими изысканиями. Дело прошлое и сейчас я могу смело признаться, что проводил опыты по созданию гомункулюсов. Может в тот раз я допустил ошибку, а может меня, подвела память, но мой первый и единственный эксперимент удался наполовину. В июньскую летнюю ночь произошло следующее… Ровно в полночь в центре пентаграммы, замкнутой кругом, начали происходить необычные явления: воздух загустел, приобретая консистенцию пара, из него послышался треск, и появились голубоватые неяркие вспышки. Затем я услышал истошные вопли, схожие на издаваемые загулявшим мартовским котом, туман исчез, а в центре звезды материализовались маленькие босые ножки, до колен поросшие светлой шерстью. Лапки вразнобой прошлёпали по полу, преодолели магический круг и заметались по небольшому чулану, определённому мной под исследования.
Я не на шутку рассердился: «Куда подевалось всё остальное? И как это существо посмело покинуть круг без разрешения своего создателя, то есть меня»? Я плюнул в неудавшееся создание и, пожалуй, попал. Особь хихикнула и выскочила в само собой распахнувшиеся двери. Затеплив фонарь, я отправился на поиски. Они оказались безрезультатными. Ножки умчались прочь, не оставив следов на мокрой от росы траве.
