Новости истории
Статьи и заметки
- Археология
- Всеобщая история
- Историческая поэзия и проза
- История Пензенского края
- История России
- Полезные и интересные сайты
- Разное
- Тесты по истории
- Шпаргалка
Конкурс работ
Создать тест
Авторам
Друзья сайта
Вопрос-ответ
О проекте
Контакты
Новые статьи:
На сайте Пензенского государственного университета запущен онлайн-проект, посвященный 1100-летию принятия ислама Волжской БулгариейУничтожение постоянной армии.
Учреждение порядка избрания выборных в Палату представителей народных, кои долженствуют утвердить на будущее время имеющий существовать порядок правления и государственное законоположение.9
Этот манифест составлен князем Трубецким накануне восстания. По своей радикальности он превосходит все проекты, которые появлялись в тайном обществе в период междуцарствия. Манифест вобрал в себя лучшее из того, что предлагалось на заседаниях общества с момента его возникновения. И в этом смысле он являлся программой ветеранов движения — Трубецкого, Оболенского, Пущина. И, разумеется, Рылеева. Нужна была длительная психологическая самоподготовка, в сомнениях и спорах рожденная политическая традиция, чтобы решиться обнародовать документ, сокрушающий основы системы, а не просто улучшающий, корректирующий ее.
Трубецкой взял лучшее, что было в конституционных проектах Пестеля и Никиты Муравьева, все, что требовалось для закрепления результатов победившего восстания. И то, что Трубецкой 13 декабря написал свой манифест, еще раз свидетельствует о его твердой надежде на успех.
Действительно, после принятия плана восстания у Трубецкого не было серьезных опасений.
Накануне восстания членам Северного общества стало известно, что в руках Николая находятся все нити их заговора. 12 декабря вечером к Николаю явился поручик Егерского полка Я. Ростовцев и сообщил о существовании в Петербурге заговора и о намерениях заговорщиков выступить в день присяги новому императору.
13 декабря Николай подписал манифест о своем вступлении на престол, пометив его 12-м числом, датой разрешения династического кризиса. На понедельник, 14 декабря, была назначена присяга новому императору.
13 декабря вечером у Рылеева происходило последнее совещание. Необходимость выступления у присутствовавших сомнений не вызывала. «Ножны изломаны, и сабель спрятать нельзя»,— заявил кто-то из участников совещания. Однако сведения о положении в отдельных гвардейских полках внушали серьезное беспокойство. Было очевидно, что судьбу восстания должны будут решить ход принесения присяги в полках, способность отдельных членов тайной организации вызвать в этот момент у солдат недоверие к ее законности и возможность воспользоваться создавшимся замешательством для того, чтобы увлечь за собой солдат и осуществить задуманное.
Однако ранним утром 14 декабря произошли события, которые нарушили заранее разработанный план.
В 6 часов утра Якубович, который должен был возглавить Гвардейский морской экипаж, направляемый для взятия Зимнего дворца, заявил Рылееву о своем отказе выполнить возложенное на него поручение. В это же время Каховский, соглашавшийся убить Николая под видом самостоятельно предпринимаемого террористического акта, также отказался от его осуществления. Все эти события хотя и не срывали полностью намеченного плана, но требовали незамедлительных мер, и в первую очередь замены Якубовича Николаем Бестужевым, о чем необходимо было срочно предупредить офицеров Гвардейского морского экипажа.
Вскоре к Рылееву приехал Трубецкой и сообщил, что начался съезд сенаторов в Сенат, где присяга назначена на 7 часов утра. Действовать в данный момент было нельзя: полки на площадь не были выведены и восстание еще не началось. План восстания требовал срочных и кардинальных изменений. Ситуация еще больше увеличивала роль диктатора, от которого зависело принятие немедленных решений как в связи с уже изменившимися обстоятельствами, так и с теми новыми неожиданностями, которые могли возникнуть в дальнейшем. Но диктатор Трубецкой к этому времени, ничего не говоря товарищам, уже, очевидно, решил не принимать на себя руководство восстанием.
Приближалось время решительных действий. «Это было,— вспоминает декабрист Штейн-гель,— смутное петербургское декабрьское утро с восемью градусами мороза. До девяти часов весь правительствующий сенат был уже во дворце. Тут и во всех полках гвардии производилась присяга. Беспрестанно скакали гонцы с донесениями, где и как шло дело. Казалось, все тихо...»
Первыми присягнули конногвардейцы. Небольшая заминка произошла у кавалергардов, но в конечном счете все прошло благополучно. Пришла очередь Московского полка. Здесь в момент присяги помимо офицеров этого полка, члена Северного общества Михаила Бестужева и недавно привлеченного в общество Щепина-Ростовского находился также Александр Бестужев. Воспользовавшись тем, что начало присяги в Московском полку из-за опоздания командующего гвардейским корпусом генерала Бистрома несколько задержалось, братья Бестужевы направились в 6-ю роту, которой командовал Щепин-Ростовский, где Александр Бестужев произнес горячую речь с призывом не присягать Николаю. Выступление незнакомого офицера произвело большое впечатление на солдат. Далее Александр Бестужев и Щепин-Ростовский направились в 3-ю роту, которой командовал Михаил Бестужев. Ротный командир призывал солдат последовать примеру Семеновского полка, Бестужеву и Щепину-Ростовскому удалось вывести на улицу около 800 человек. Попытка командира полка и некоторых офицеров преградить солдатам выход из казарм окончилась неудачей.
Придя в одиннадцатом часу на Сенатскую площадь, московцы построились в каре. Никого из назначенных накануне руководителей восстания на площади не оказалось. Московцы в полном боевом порядке ожидали помощи и дальнейших распоряжений. Часа через два к каре московцев присоединились лейб-гренаде-ры, а затем и матросы Гвардейского морского экипажа.
В лейб-гвардии гренадерском полку присяга Николаю проходила вначале почти без инцидентов. Однако вскоре прибывший в казармы полка декабрист Одоевский сообщил одному из ротных командиров Сутгофу о событиях в Московском полку. Сутгоф, член Северного общества, поспешил вывести свою роту из казарм и, переправившись по льду через Неву, направился прямо к Сенатской площади. Несколько позже поручику Панову удалось увлечь за собой еще часть полка. В общей сложности Сутгофу и Панову удалось привести на площадь 1250 человек.
Наибольшего успеха достигли члены Северного общества в Гвардейском морском экипаже. Из 1280 матросов экипажа на площадь вышло 1100 человек.
Таким образом, 14 декабря 1825 г. членам Северного общества удалось сконцентрировать на площади более 3 тыс. человек.
Растерявшееся командование в первый момент пыталось предотвратить начинающееся восстание путем уговоров вышедших из повиновения солдат, Вскоре после того, как Московский полк построился на площади, к нему подъехал петербургский генерал-губернатор Милорадович. Он пытался убедить солдат в законности присяги Николаю и, обнажив подаренную ему Константином шпагу, уверял солдат, что, несмотря на свою дружбу с великим князем, он все же присягнул Николаю, поскольку Константин действительно отрекся от престола добровольно. Присутствовавшие при этом члены тайного общества не могли не учесть, что дальнейшие переговоры могут привести солдат в замешательство, ибо Милорадо-вич в армии был популярен. Находившиеся на площади Оболенский и Каховский решились на крайние, но при данных обстоятельствах неизбежные меры. Уговаривая Милорадовича отъехать, Оболенский нанес ему при этом легкую штыковую рану, а вслед за этим Каховский смертельно ранил Милорадовича, выстрелив из пистолета.
Попытки уговорить солдат принять присягу Николаю повторялись еще несколько раз, чередуясь с попытками применить вооруженную силу.
Все призывы к солдатам поверить в законность прав Николая на престол и добровольность отречения Константина оставались тщетными. Солдаты держались бодро, не поддавались ни на какие уговоры.
С именем Константина связывалась надежда солдат на облегчение службы, сокращение ее срока, поскольку было известно, что в руководимой им польской армии солдаты служили не 25, а 8 лет. В то же время с именем Николая связывалось представление о неизменности существовавшего порядка.
После того как первые попытки уговорим солдат разойтись успеха не имели, Николай решил разогнать восставших при помощи конницы. Атаки конногвардейцев и кавалергардов были легко отбиты восставшими. Но от обороны к нападению восставшие не перешли, несмотря на это, выстроенные на Сенатской площади солдаты, и находившиеся с ними члены тайного общества не могли не видеть, I что их возможности далеко не исчерпываются I теми силами, которые здесь представлены.
Бесспорное сочувствие восставшим, которое I проявлялось со стороны войск, еще формально находившихся на правительственной стороне, легко могло перейти в активную помощь им. «Во время нашего стояния на площади,— рассказывает декабрист Беляев,— из некоторых полков приходили посланные солдаты и просили нас держаться до вечера, когда все обещали присоединиться к нам. Это были посланные от рядовых, которые без офицеров не решались возмутиться против начальства днем». Горячее сочувствие восставшим проявляли и народные массы. В Петербурге в это время проживало более 420 тыс. человек. Из них более 68% составляла трудовая часть населения столицы (крестьяне, дворовые, разночинцы и пр.). Жители Петербурга внимательно следили за развертывающимися на их глазах событиями. Как только солдаты Московского полка вышли за ворота казарм, они были окружены многочисленной толпой горожан.
Привлеченный молниеносно распространившимся слухом о неподчинении солдат, народ со всех сторон стекался к Сенатской площади. «Народ как есть вплотную запрудил всю пло
В записках, посвященных событиям 14 декабря, Николай подтверждает, что толпа не ограничилась одними «непочтительными» выражениями против царя и его свиты. «Рабочие Исаакиевского собора,— пишет Николай,— из-за заборов начали кидать в нас поленами». Николай ясно понимал всю опасность создавшегося положения. Необходимо было изолировать толпу от восставших войск. Слияние этих двух сил могло придать восстанию недоставав-шую ему активность. «Надо было решиться положить сему скорый конец, иначе бунт мог сообщиться черни, и тогда окруженные ею войска были бы в самом трудном положении»,— пишет в своих записках Николай I.
И не случайно, прежде чем перейти к решительным действиям против восставших, были приняты меры для разгона собравшейся на площади толпы. Против народных масс вначале предприняли несколько атак копной гвардии. Но атаки были отбиты, и лишь несколько позднее под давлением полиции народ начал отступать. Характерно, что некоторые из теснимой полицией толпы просили восставших продержаться еще немного, обещая им скорую поддержку. Об этом рассказывает в своих записках декабрист Розен: «Был уже второй час пополудни; по мере увеличения числа войск для оцепления возмутителей, полиция стала смелее и разогнала народ с площади, много народу потянулось на Васильевский остров вдоль боковых перил Исаакиевского моста. Люди, рабочие и разночинцы, шедшие с площади, просили меня держаться еще часок и уверяли, что все пойдет ладно».
«Две тысячи солдат * и вдесятеро больше народу, как указывает Розен, были готовы на
все по мановению начальника». Но начальника не было. Диктатор князь Трубецкой не принял командования. На площади он не появлялся. Фактически восставшие остались без руководства.
Общее командование взял на себя Оболенский. Ему помогал И. И. Пущин. Находясь уже в отставке, он был не в военной одежде, но солдаты охотно слушали его команду, видя его спокойствие и бодрость. На некоторое время к каре приезжал Рылеев, но вскоре уехал хлопотать о помощи. Неотлучно на площади находились братья Бестужевы. Александр Бестужев принимал деятельное участие в построении каре. Однако дальше организации обороны и обнадеживания солдат руководители не пошли.
Таким образом, инициатива оказалась в руках Николая. После того как кавалерийские атаки себя не оправдали, Николай решил окружить каре декабристов присягнувшими ему войсками. Окружение должно было лишить восставших подкреплений, изолировать от народных масс и помешать их движению к Петропавловской крепости, Зимнему дворцу и другим стратегическим центрам столицы.
Но окружение площади, которого правительственной стороне удалось достигнуть часам к трем дня, еще не означало поражения восставших. Среди войск, находившихся на стороне Николая, значительная часть сочувствовала декабристам. Надвигавшаяся темнота могла способствовать присоединению новых частей к восставшим. На это бездействовавшие пока декабристы и делали свою основную ставку. На правительственной стороне не могли не по нимать опасности дальнейшего промедления. «Государь,— предостерег Николая генерал Су-хозанет,— сумерки уже близки, а толпа бунтовщиков увеличивается. Темнота в этом положении опасна...»
Прямая атака против каре декабристов была невозможна: непосредственное соприкосновение солдат с восставшими могло завершиться братанием. У Николая был лишь один выход — обратиться к помощи артиллерии.
Распространенное представление о полной неподготовленности декабристов к активному сопротивлению не соответствует действительности. Небоеспособными на Сенатской площади были лишь матросы Гвардейского морского экипажа, в подавляющем большинстве вышедшие на площадь с ружьями, но без боевых патронов. Но и среди матросов кое-кто имел, очевидно, боевые заряды. Как свидетельствует один из декабристов, когда конногвардейцы попытались атаковать гвардейский экипаж, «матросы их встретили боевыми зарядами, ранили полковника Вельо и многих конногвардейцев».
Московцы и лейб-гренадеры, учитывая возможность вооруженного столкновения, выступили, имея боевые патроны. В своих записях М. Бестужев пишет, что, раздав боевые патроны, он выстроил свою роту на дворе и разослал надежных агентов в другие роты, чтобы те брали с собой боевые патроны и выходили из казармы на двор. А Сутгоф, как свидетельствует Розен, вывел свою роту лейб-гренадеров «в полной походной амуниции, с небольшим запасом хлеба, предварив ее о предстоящих действиях».
Но захватом огнестрельного оружия, по существу, и ограничилась подготовка к событиям 14 декабря. Вопросами технической подготовки восстания декабристы не занимались. Они недооценили значения артиллерии и не делали попыток сосредоточить ее в своих руках. Но даже на Сенатской площади пе все было потеряно, и восставшие еще имели шансы овладеть артиллерией.
Генерал Сухозанет в своих воспоминаниях рассказывает, что, получив приказ вывести артиллерию на Сенатскую площадь, он направился в 1-ю артиллерийскую бригаду. Четыре орудия первой роты были им немедленно посланы к месту происшествия. Встретившись по пути с восставшими гренадерами, также направляющимися на Сенатскую площадь, Сухозанет, не будучи уверен в надежности артиллеристов, задержал движение батареи якобы для того, чтобы привести в порядок строй. «Под этим предлогом,— пишет Сухозанет, — пропустил я толпу бунтовщиков мимо себя и
отстал от них».
Пушки могли быть повернуты в противоположную сторону, и некоторые из находившихся на площади членов тайного общества это, очевидно, понимали. По свидетельству декабриста Беляева, в тот момент, когда стали выставлять против карг орудия, находившийся на площади Корнилович сказал ему: «Вот теперь надо идти и взять орудия». «Но за отсутствием вождей, — добавляет тот же Беляев, — никто не решился двинуть восставших на пушки». Между тем, судя по настроению солдат-артиллеристов, вряд ли в этом случае восставшие встретили бы серьезное сопротивление . Среди артиллеристов имел даже случай отказа стрелять «по своим». Об этом свидетельствует ряд современников. «Когда наконец решено было прибегнуть к картечи,— сообщает в своих записках Голицын,— то государь скомандовал: «Первая!», а Бакунин, командовавший двумя первыми орудиями, подхватил команду: «Пли!», но, увидев, что после команды «Первая, пли!» номер с пальником замялся и не наложил пальника на трубку, подскочил к нему с энергическим словом «что ты?», «Ваше благородие — свои»,— тихо отвечал номер с пальником. После этого Бакунин выхватил у солдата пальник, «сам нанес его на трубку и произвел первый выстрел». «Первая пушка грянула, картечь рассыпалась,— вспоминает последний эпизод памятного дня 14 декабря Н. Бестужев.— Одни пули ударили в мостовую и подняли рикошетом снег и пыль столбами, другие — вырвали несколько рядов из фронта, третьи — с визгом пронеслись над головами и нашли свои жертвы в народе, лепившемся между колоннами Сенатского дома и на крышах соседних домов». Из трех орудий, расположенных около угла здания Адмиралтейства, было сделано подряд несколько выстрелов картечью прямо в колонны. «Орудия наводить не было надобности, расстояние было слишком близкое»,— вспоминает генерал Сухозанет. После второго выстрела толпа восставших дрогнула и побежала.
Некоторые декабристы делали какие-то попытки организовать отпор, но успехом они не увенчались.
«Петербург представлял,— пишет декабрист Беляев,— город после штурма. Всю ночь были разложены костры. Войска были распущены по своим частям; конные патрули целыми отрядами разъезжали по улицам».
Неуверенность в благополучном исходе предприятия первым почувствовал Рылеев, в руках которого была сосредоточена вся организационная сторона подготовки восстания; он вел переговоры с Каховским, Булатовым, Якубовичем, братьями Бестужевыми; созывал совещания, к нему стекались донесения о ходе подготовки к выступлению; 14 декабря он сам ездил в полки, чтобы вести агитацию за отказ от присяги; он всех оповещал о принятом плане восстания; наконец, он первым узнал о нарушении Каховским, Якубовичем, Булатовым обещаний действовать в соответствии с утвержденным планом. Рылеев являлся непосредственным организатором и вдохновителем восстания.
12 декабря вечером у Оболенского «без ведома князя Трубецкого» состоялось совещание, на котором присутствовал Я. Ростовцев. Узнав о заговоре, он предупредил собравшихся, что донесет Николаю о готовящемся восстании.
Автор: Гостькова Татьяна
Раздел: История России
Дата публикации: 28.11.2011 22:10:34