Осенью 1985г. мне пришлось поехать на шесть месяцев в Ташкент повышать историческую квалификацию. За это время одна знакомая так обработала Костика, что тот просто вычеркнул меня из своей жизни. В Ташкенте я тоже много пел, играл на гитаре, встречался с интересными людьми.
" Старый дом"
Я гляжу на небо, черное и злое,
Неслучайно древними туда посажен Бог.
Взять бы эти странные, звездные обои,
И в нашем старом доме обклеить потолок.
Расколдуйте, расколдуйте старый дом.
Поселите, поселите Бога в нем,
Бога солнца, Бога радости и грусти:
Нам без Бога - убого, ей Богу!
Может быть оттуда, с уголка вселенной
Кто-то на меня глядит, тоже не осел –
Звездным бы паркетом, он думает, отменно
В нашем старом доме обклеить можно пол.
Расколдуйте, расколдуйте, старый дом...
Будут наши мысли мчаться меж галактик,
Через сто парсеков встретятся потом.
Как воспоминания о мне и звездном брате
Будет этот старый, старый добрый дом.
Расколдуйте, расколдуйте старый дом..
Я выступал в русском культурном центре, встречался с известными бардами.
" Контрабандист"
В год смут и драк ХХ столетья,
Когда пошла без козырей игра,
Возил наш папа марксистам пистолеты,
Над ним недобро шутили фраера.
Он думал, жизнь пойдет совсем иная:
Отменит деньги молодая власть.
Он мне оставил в наследство, умирая,
Свой старый кольт, баркас и к сморю страсть.
Эй, Моисей, держи правей,
Туда, где старенький маяк,
Где папа наш был белыми убит.
Не знал родней своих морей,
Не врал, не может врать моряк.
Душой и сердцем мой папа не забыт.
Мой папа был на вид совсем не броский,
В душе ж романтик, что ни говори:
Носил тельняшку в тридцать три полоски,
Христу ведь тоже было тридцать три.
Давно гербы сменились на монетах,
Иные козыри в Одессе дорогой,
И только таможенных нет запретов,
Для тех, кто в рай, туда, где папа мой.
Эй, Моисей...
Наш всероссийский староста Калинин
Вещал с трибуны, мол шпионы все кругом.
От этих ужасов тряслись мои штанины,
Я от шпионов убегаю за кордон.
К нам катера летят патрульной службы,
Прожекторами плюют в лицо,
Мне на холодном ветре стало душно-
Жжет руку кольт, подаренный отцом.
Эй, Моисей, держи правей,
Туда, где старенький маяк,
Где папа наш был белыми убит.
Не знал родней своих морей,
Не врал, не может врать моряк.
С небесных далей нам папа подсобит.
Коллеги по институту повышения квалификации не слишком одобряли мою концертную деятельность, а потому даже хотели написать письмо в Куйбышев о моем аморальном поведении. Чтобы предотвратить кляузы пришлось вмешиваться даже членкору Академии Узбекских наук.
"Дилижанс"
Христовою раной заря
Уходит в далекие страны.
Забытые тайны хранят
Немые ее караваны.
Между тем качает небо
Звездный дилижанс.
Хлеба и зрелищ, зрелищ и хлеба
Просим в свой звездный час.
Вот нету другого пути,
На небе путь млечный остался.
Старайтесь - ка приобрести
Билеты в его дилижансе.
А что же случилось бы если
Люди стали мудрей?
Пели б, наверное, песни,
У звездных греясь огней.
Между тем качает небо
Звездный дилижанс...
Когда я вернулся в куйбышевскую рутину, то долго вспоминал Ташкент. Это, действительно, город хлебный под ярким азиатским солнцем. Первое, что потрясло - это обилие зелени, отсутствие пыли и чистый воздух. Дома стояли, опутанные виноградными лозами, которые тянулись порой до самых крыш. Сочные ягоды красные, розовые, желтые, зеленые бились прямо в окна - съешь меня! Вдоль дорог росли яблони, груши, гранаты. Можно было подпрыгнуть и сорвать подарок Востока.
Центральная улица Ленина , широкая и прямая утопала в цветах и тянулась на несколько километров. Повсюду стояли киоски, ларьки, ларечки, открытые прилавки с зонтиками, где шла бойкая торговля всем, чем угодно. Все это идеально вписывалось в ландшафт и композицию центра. На каждом перекрестке стояли котлы с кипящим маслом, где узбеки в национальных халатах и тюбетейках готовили жареную рыбу, чебуреки. Все покупалось и продавалось днем и ночью. В любое время подойди и постучи в окошко продуктового магазина и тебе продадут лаваш, конфеты, фрукты, вино. Для пива стояли автоматы, бросил двадцать копеек и кружку пенного напитка всегда можно было испить. Потрясло отсутствие дефицита. На прилавках свободно лежала семга, красная рыба по рубль пятьдесят за килограмм, местные сомы, толстолобики, белый амур, удивлявшие дешевизной. Доминантой торговли являлся старинный Алайский рынок, огромный восточный базар, удачно вписанный в органику центрального Ташкента. Там продавали все, что угодно: огромные метровые дыни, похожие на артиллерийские снаряды, красные пузатые как снегири гранаты, море винограда от мелкого кишмиша, изящных дамских пальчиков до гроздей с плодами размером в небольшое яблоко.
В городе продавалось много японской техники фирмы "Сони", "Панасоник", "Шарп", "Акай"... Повсюду пели цикады, летали южные бабочки. Потряс губернаторский сад, раз в пять больше Струковского, который прорезала река Анхор, обрамленная гранитными плитами и отличающаяся бешеным течением. Купались там особым способом. Через каждые двадцать, тридцать метров с одного берега на другой был протянут стальной канат. Умирающие от жары прыгали в водоем и держались за канат, отпусти руки и тебя уносит неимоверная сила, так что успевай ухватиться за следующую проволоку, держась за которую и вылезали на берег. Висело несколько тарзанок, и ловкачи раскачивались на них, а потом прыгали на середину реки головой вниз. Тут же некоторые спиннингом ловили мелкую форель.
Один мой коллега, умирая от жары, прыгнул в Анхор. Течение его понесло вниз, и он начал орать:"Ай-яй-яй, помогите, тону!" Маленькие полуголые узбекские дети стали весело прыгать и кричать:"Такой большой белый человек, а такой дурак!" Несчастного в доли секунды донесло до каната, по которому тот трясясь от страха еле вылез.
Меня удивило, что Советский Союз один, а живут в нем совершенно по-разному. Такой естественности поведения, свободы предпринимательства и душевной открытости я больше нигде не встречал.
Ветерок экономической свободы
Как-то зимой 1987г. я зашел в гости к своему приятелю Жене Муратову. Тот считался в Куйбышеве известным рокером. У него даже была своя группа под названием "К2". Парень весь себя отдавал музыке, а по ночам работал сторожем в магазине на Ленинградской. Одним словом это был прогрессивный молодой человек. Так вот я застал его в некотором возбуждении. Женя сказал, что создает музыкальный кооператив. Теперь это можно, у него будут билеты, он нанимает администратора, который начнет организовывать платные концерты. Тут к нам пришел еще один гитарист, лидер группы "Мик и Кук" Володя Елизаров, который стал тут же набираться экономического опыта от более продвинутого товарища. Володя тоже работал сторожем, правда где-то на стройке. Оба музыканта имели высшее образование, но хотели заниматься творчеством.
Я тоже решил создать музыкальный коллектив и зарабатывать с его помощью деньги. Однако пошел другим путем. При горкоме ВЛКСМ , что располагался на улице Куйбышева, был создан хозрасчетный отдел по работе с творческой молодежью. Там зарегистрировал бард группу "Детектор лжи" с правом проводить платные концерты. Безналичные средства от музыкальной деятельности должны были поступать на счет горкома, который начислял в дальнейшем зарплату. В мой коллектив вошли студенты института культуры Ирина Щетинина, Володя Пауль и Толя Гриднев в роли администратора. В основной состав входили также Борис Гордеев и Станислав Тен.
Толя Гриднев как администратор не сумел организовать ни одного концерта. Мы его заменили на другого, но тоже результат - ноль. Тогда я взялся за это дело сам. Ходил по профсоюзным комитетам предприятий и институтов. Дело сдвинулось с мертвой точки. Мы выступали то на швейной фабрике, то в кондитерском цехе.
"Робкий парень"
Был я парень очень робкий:
Девушек боялся.
К ней пришел с бутылкой водки,
Чтоб не растерялся.
Выпил всю, что было водку:
Это ж рай, коль с огурцом.
Спел ей песню во всю глотку,
На полу заснул потом.
Муж явился жлоб -самбист,
Выжил как - не знаю я.
Голова моя звенит,
Как Брежнева регалии.
А олень красив рогами,
А мужчина - должностью,
Ну, а я, поймете сами -
Несравненной скромностью.
Вон в окне твой силуэт,
Он меня насилует.
Сам себя им мучаю,
Как Полпот Кампучию.
Муж явился, подлый гнус.
Бил, ругался матерно.
Я хожу и весь трясусь,
Как сиськи без бюстгальтера.
В то время публика не была еще испорчена , и девушки краснели от подобных откровений. И тогда, чтобы снять неловкость, я выходил на лирику:
"Облака"
Ты была далеко, значит, ты была рядом.
Сколько неба, земли и воды между нами,
Той прекрасной земли, чудо - сада,
В небе письма к тебе я писал облаками.
И пусть нарисуешь ты печаль мою зеленым,
И пусть нарисуешь ты печаль мою синим,
И пусть нарисуешь ты печаль мою черным,
Все - равно она будет светлой.
Я сроднился с тем небом, землей между нами.
Ты вернулась, но как далека сразу стала –
Нет той прекрасной земли, чудо – сада,
Неба между мной и тобой не осталось.
За окном облака проплывают, письма чужие,
Ветром гонимые: перистые, кучевые,
И мне одно в утешенье осталось –
Ты мужу больше, чем мне изменяла.
И пусть нарисуешь ты печаль мою зеленым,
И пусть нарисуешь ты печаль мою синим,
И пусть нарисуешь ты печаль мою черным,
Все - равно она будет светлой.
Фестивальная пора
Когда наступила весна 1987г., пришло время фестивалей самодеятельной гитарной песни. Мы командой ездили в Чапаевск, Ульяновск, Казань, Тольятти. Помню выступление на Молодецком кургане. Зрители сидели на крутом склоне и после песни чуть не попадали вниз:
" Сухой закон"
В России бабы толстые,
Дела худым-худы.
Трезвостью напуганные
Злые мужики.
В бутылях брага пенится,
Гудит хмельной народ,
К великим изменениям
Радио зовет.
Мы работали без Лени,
Но уСтали, как назло,
И свернув с пути Маленько,
Нас в Хрущебы занесло.
Событьями богатая
Страна была всегда,
Теперь живем мы датами
И радостью труда.
От съезда и до съезда
Работать будь готов,
А если масла нету,
То происки врагов.
С водки все мы ПитекАндропы,
Всем Черненько по утрам.
Кто не Брежничал в работе,
ПоГорбатиться, друг мой, пора.
Но в красной книге гнусному
Змию не бывать.
Рецепты есть искусные
Как сделать свой первач.
В бутылях брага пенится,
Хмельной народ гудит,
И если кто изменит все,
Так это только СПИД...
В то время уже свирепствовал сухой закон, и в народе ходили анекдоты. Вот один из них: "Почему вы пьете водку?"- спрашивает у рабочих Горбачев. Те отвечают:" Потому что жидкая, твердую бы грызли". В это время началась эпоха домашнего самогона, и все только делились рецептами. Одни ставили на томатной пасте, другие на дрожжах. Бутыли закрывали резиновой перчаткой, которая, надуваясь, передавала привет Михал Сергеичу. Адскую смесь очищали кто молоком, кто подсолнечным маслом, некоторые активированным углем. Я делал тройную очистку, потом снова перегонял и настаивал на дубовой коре. Мой коньячный напиток пользовался спросом и ко мне приходили дегустировать, особенно перед концертами.
"Очередь"
В этот холод и стужу, и в мокрый снег,
Когда уж легче удавиться на шарфэ,
Чем вылезти куда-нибудь на проспект,
Я стою немного под шафэ.
Я сорок шестой, я тверд как металл,
Те, кто сзади - только без рук.
Для себя, для друзей раньше водку я брал,
А теперь еще для нервов беру.
Но нам простить все это очень даже можно,
Ведь мы потомки голодающих Поволжья.
Ходит устная истина среди людей,
Говорят она всегда в толпе.
Здесь узнаешь, как сделать популярный портвейн
Из лака для ногтей.
Все таланты со мной в этих очередях,
Они знают наверняка:
Ускоренье придет в научный прогресс
С перестройкой змеевика.
Наши выступления на фестивалях имели такую популярность, что появился круг почитателей, которые ездили за "Детектором лжи" вслед и делали записи. Так мы добрались до Сызрани, приготовив совершенно добрую песню:
"Осень"
Осень ставни качает на доме,
Осень скуку пророчит с утра.
Вот склонились деревья в поклоне,
Дань листвой собирают ветра.
Повенчалась осень с ветром, осень с ветром, осень с ветром,
Плакала дождем,
А потом холодным светом, а потом холодным светом
Думала о нем,
И кружила, разметая, и кружила разметая
Мокрую листву,
Словно старая цыганка, словно старая цыганка,
Внемля колдовству.
И в пространстве холодном, скучая,
День и ночь, вспоминая о том
Как весеннюю юность встречали,
Шепчется ветер с последним листом.
И в агонии мечутся краски,
В пораженье, не веря свое,
И все доброе просится в сказки,
А зима за воротами ждет.
Повенчалась осень с ветром, осень с ветром, осень с ветром,
Плакала дождем,
А потом холодным светом, а потом холодным светом
Думала о нем,
И кружила, разметая, и кружила разметая
Мокрую листву,
Словно старая цыганка, словно старая цыганка,
Внемля колдовству.
Местные сызранские комсюки подло встали на пути наших душевных порывов, видимо, представляя себя в роли Александра Матросова, закрывающего собой вражеский дзод. Руководитель сказал, мол вы заявите одно, а спеть можете совсем другое, вам нельзя доверять. Толстые и наглые молодые аппаратчики готовились к новым прыжкам по вертикали власти и боялись навлечь на себя гнев конторы глубокого бурения. Стало очевидно, что чем дальше от центра, тем провинциальность оказывалась глупее и консервативнее. Бедный Горбачев, как ему было тяжело сдвинуть с места телегу российской государственности. Сколько я тогда слышал оскорблений в его адрес. Вместо Михаила Сергеевича, реформатора называли Иосифом Виссарионовичем Горбачевым. Так поступали порой люди с образованием. Перестройка всколыхнула народ, не оставив никого равнодушным. Об этом говорили и барды. Так Анатолий Радаев пел, что любит город Горбачев и счастлив в нем жить. Оппоненты с помощью гитары спорили, мол хотим разрушить этот сити, как цитадель предательства. Гитарные песни оказались в самой гуще общественных противоречий.
Летом 1987г. наш коллектив посетил знаменитый Грушинский фестиваль. Мы расположились в лагере Политехнического института, где пели, собирая большой круг поклонников.
"Гитара"
Вот кто-то тронул гитары струны,
И зазвенел над озером сонет,
И растворился в грусти месяц юный,
И в нас самих его пролился свет.
Все в этом мире стало вдруг иначе,
А может так и быть должно.
Когда гитара музыкою плачет,
То никому не будет все -равно.
Гитару держат дружеские руки,
Их пульс усилит чуткая струна.
Из песен я сплету себе кольчугу,
В которой неудача не страшна.
И в песне сердце к сердцу прикоснулось,
Автор: Демидов Андрей Вячеславович Раздел: История России Дата публикации: 24.09.2015 10:51:58
Вас могут заинтересовать другие материалы из данного раздела:
Дети тыла
Навеки останется в памяти людей дата 22 июня 1941 года. Война! Гитлеровские полчища ринулись на нашу землю, сея смерть, разрушения, неся угрозу гибели всему, что создано человеческим трудом. 1418 дней и ночей великих испытаний выпали на долю не только взрослых, но и детей. Война поглотила детство у тысячи девчонок и мальчишек. Отучила их плакать. Постоянно не доедая, в холоде, преодолевая суровые условия, дети, как и взрослые, делали все, что было в их силах, чтобы приблизить день победы над захватчиками. Пожалуй, нет в нашей стране семьи, которой не коснулась бы война, которая не пережила бы тяжесть военных лет..
«И будет помнить вся Россия…»: Отечественная война 1812 года и Бородинское сражение в народных преданиях и в некоторых редких документах Олонецкой губернии. Историческое эссе-исследование.
Наша исследовательская работа уникальна: никто еще не рассматривал тему преданий Олонецкой губернии, возникших на основе реальных событий войны. Мы хотим рассказать о том, что о Бородинской битве действительно помнила вся Россия – на примере отдаленной от мест событий Олонецкой губернии. Мы впервые создаем в работе электронную карту с указанием деревень губернии, откуда происходили наши земляки - герои Отечественной войны 1812 года.
Периодическая печать как зеркало эпохи (На примере реконструкции образа Б.Н. Ельцина в центральных газетных периодических изданиях)
Кон. 80-х и все 90-е гг. становятся всё более актуальными темами для исследования, поскольку появляющаяся все новая противоречивая информация вносит такую путаницу в исследовательские поиски, что эти годы, несмотря на их близость к нынешним так и остаются «тёмным пятном» в истории России. Мы до сих пор мало знаем о реформах власти того времени, о мотивациях «делателей» перестройки, о самой её структуре, элите, людях которые в неё входили и задавали политический и социально-экономический вектор развития, который много даёт знать о себе и сейчас..
В истории каждой семьи отражается история нашей страны, области: Великая Отечественная война, подъем целины, годы перестройки, репрессии и т.д. А хотелось бы мне начать с небольшой предыстории. Мой прадедушка, Плотников Михаил Григорьевич, родился ещё в Западно-Сибирском крае. Он прожил долгую, насыщенную событиями жизнь. До конца дней он сохранил ясный ум и хорошую память. Был интересным человеком и удивительным рассказчиком, писал стихи..
История русского православного монашества XIX-XX веков в свете истории Елабужского Казанско-Богородицкого общежительного монастыря
На протяжении всей истории страны в русских монастырях собиралось все самое лучшее: люди - прославившиеся на весь православный мир; бесценные сокровища русской культуры - храмы, книги, настенные живописи, иконы, церковная утварь; благочестивые обычаи и правила, безвозмездная помощь нуждающимся. Монашеские обители были важным элементом жизни русского общества. .
Иноки Пречистой Богородицы Донского монастыря в конце XVII - начале XVIII вв.
Штат общины Донской обители комплектовался из двух сегментов: монашествующих и светских служителей. Обе фракции коллектива были неразрывно взаимосвязаны. Не было бы иноков – не мог бы существовать институт монастырских служителей..
Мой прадед – Мартыненко Василий Артемович, был участником Великой Отечественной войны. Он прошел войну, начиная с июня 1941 года под Смоленском и закончил в мае 1945 года в Германии в звании старшины – командиром отделения связи 890 артиллерийского полка 2 Белорусского фронта (на фото справа)..
Решение продовольственной проблемы всегда была одной из главных для государства и общества. На современном этапе она зазвучала особо. Это связано, на мой взгляд, с ажиотажем вокруг хорошего питания, здоровой пищи в целом..
